– Совпадение, – предвосхитив вопрос, сразу же уверила президентская дочь и доверительно, будто подруга подруге, добавила: – Когда надо, злоупотребляю. Билеты, например, в театр или еще куда достать. Понимаешь, иногда очень удобно, а иногда – кошмар и ужас, надоедают с вопросами. Ты бы, например, что делала с такой фамилией и таким отчеством?
– Я бы тоже чего-нибудь изобразила, – на минуту стала принцессой банковский консультант.
– Остынь, только мороки больше. А кстати, можно как-то без фамилии получить ячейку? За границей, например, можно.
– Это на вокзале можно, а у нас банк! Так будешь оформлять? – парировала консультант. – И не бойся, у нас все строго. В эту бумажку у нас тысячу лет никто не заглянет, пока ты не придешь забирать деньги обратно.
– Какие деньги?
– А ты что, разве не деньги хранить собираешься? – теперь пришел черед удивляться банковской служащей.
– Какие там деньги?! Письма от парня. Он у меня в армии, а родители все зыркают, – быстро нашлась что сочинить Наташа.
– Понимаю, – сочувственно заметила консультант.
– Оформляй, а то мне в школу пора.
Оставшись одна в депозитарии, она деловито засунула меморандум в пластиковый файл, а затем положила в ячейку. Затем вернулась в машину и быстро сообщила дядечке Петечке, что присмотрела, но, оказалось, забыла деньги.
– Могу одолжить, – предложил водитель.
– Да не стоит, потом.
Вернувшись домой, Наталья с удивлением узнала, что папа так и не уезжал в Кремль. Такое случалось крайне редко. «Не миновать бури», – мгновенно поняла она. Хотя не могла себе даже представить, как выглядит эта буря в исполнении ее дорогого папочки. Еще по дороге домой девушка жестко решила, что не будет врать и скажет отцу все как есть. Поэтому, когда при входе охранник встретил ее словами, что Президент приглашает дочь в кабинет, Наташа незамедлительно направилась туда.
Дверь была открыта настежь, но как только дочь вошла, папа ее быстро прикрыл.
– Что это все значит? – спокойно, но твердо спросил он. – Если ты оказалась способной на подобные поступки, поговорим, невзирая ни на родственные отношения, ни на возрастные барьеры. Идет?
Словно не услышав вопроса, Наташа подошла к отцу и нежно поцеловала его:
– Ты что, забыл, что мы почти неделю не виделись?
– Прости, – обескураженно пробормотал отец.
– Я всю неделю болела, а сегодня утром первым делом побежала к тебе. Но у тебя были люди. И я все слышала.
– Что все? – чуть не поперхнулся Президент.
– Все. – Губы дочери побелели и вытянулись в линейку. – Все слышала и все поняла.
– А тебе не кажется, что тебе рановато все понимать? И потом, понимаешь, что, подслушивая, ты совершила очень некрасивый поступок?
– Не понимаю, – еще больше ощетинилась дочь. – По сравнению с тем, что вы обсуждали в кабинете, мой поступок – невинная шалость.
– Ничего себе шалость. Ты, доченька, понимаешь, что вмешиваешься в дела государственной важности?
– А ты не понимаешь, что твои друзья-соратники тянут тебя в ту часть истории нашей страны, где все страницы черные? Папочка, я уже говорила маме, плакала, думала. Я не хочу, чтобы ты был заодно с ними, чтобы потом мне стыдно было смотреть в глаза друзьям. Ты же не такой! И потом, ты же подписал меморандум. Я читала. Ты поступил очень красиво, мудро, а теперь тебе выкручивают руки. Ты же меня сам учил читать историю между строк и делать выводы. Папа! Читай историю между строк, не поступай против истории, против себя…
Наташа заводила себя, что с ней бывало крайне редко, и, казалось, была на грани срыва.
– Девочка моя, успокойся. Не знаю, что уж там у тебя в голове, чем она забита…
– Перестань со мной говорить в таком тоне. Я уже не девочка. Причем не только в смысле возраста. Не смотри на меня так. Да, я не девочка и похожа на тебя. В смысле – умею думать и сопоставлять. И делать выводы.
Казалось, отец ее уже не слышал.
– Мама знает? – выдавил он.
– Что знает? Я тебя не понимаю. Где мама и где меморандум?!
– Да я не об этом. О том, что ты призналась. Ну, что ты не… Ну, что ты взрослая.
– Ах, ты об этом. Да пойми, я тебе не призналась. Сейчас девушки уже не признаются в этом, а просто ставят в известность. Другое время, понимаешь? А мама? Она не знает. Или не хочет знать.
– Кто-то из наших? Из дома?
– Так я тебе и сказала. И не пытай. Это моя жизнь.
– Тогда скажи, где меморандум? Фу ты, при чем тут меморандум? Кто он? Нет, ладно, о меморандуме поговорим завтра. Только скажи, он у тебя?
– Уже не у меня. Но в надежном месте, чтобы тебя никто не подставил, не заставил изменить самому себе. А сейчас, прости, я все же болею. Жутко разболелась голова, может, удастся поспать. – Повернувшись, она вышла.