Заложник. История менеджера ЮКОСа

Сказать, что объявленное взыскание меня расстраивает — значит ничего не сказать. Оно гранитной глыбой ложится на моем пути к вожделенной свободе, означает крушение всех планов и надежд. Я решаю бороться. Пишу жалобу в прокуратуру по надзору за соблюдением законов в местах лишения свободы, пытаюсь оспаривать наложенное взыскание в суде. Мой адвокат проводит собственное расследование и узнает обо мне много интересного. Оказывается, взыскание было наложено на меня на основании докладной дневального карантина осужденного Мухина, которого я увидел только в помещении карантина. Однако в бумажонке той было написано примерно следующее: «По прибытии в колонию в помещении для помывки осужденных Переверзин оскорблял его, Мухина, обзывал последними словами и, нецензурно выражаясь, провоцировал на драку». Фантазия оперативника, состряпавшего бумагу, бурлила: «Прибежавшие милиционеры пытались его угомонить, но не смогли этого сделать. На замечания Переверзин не реагировал и продолжал дебоширить».

К докладной приложены рапорты сотрудников колонии, подтверждающие написанное…

Н-да… От прочитанного у меня кружится голова. Мне кажется, что я схожу с ума.

А может, у меня амнезия случилась или раздвоение личности? Надебоширил и забыл?

Даже адвокат, знающий меня многие годы, переспросит:

«Точно этого не было? Ну, может, сорвался…»

«Не было этого, не было», — я продолжаю настаивать на своем…

К этому времени автор записки, осужденный Мухин, условно-досрочно освобождается. Мой адвокат, в прошлом работник правоохранительных органов, находит бывшего зэка и встречается с ним.

«А я этого не писал, — говорит тот, с удивлением рассматривая докладную, написанную от его имени, — и почерк не мой, а Крашанова…»

Я до сих пор не понимаю: зачем они так поступили? Попроси оперативник самого Мухина написать докладную, он бы с радостью это сделал!

Адвокат фиксирует показания Мухина на видеокамеру и берет его образцы почерка для экспертизы. Она подтверждает — докладную писал не Мухин, а другой человек.

Глава 48

Путешествие из Владимира в Москву

В Москве в полном разгаре суд над Ходорковским, где я заявлен свидетелем защиты. В любой день меня могут вызвать в суд и этапировать в Москву. Я живу в ожидании событий.

В то лето горели торфяники, и дым застилал нашу колонию. Ходили слухи о том, что обсуждается вопрос об эвакуации осужденных. Думали-думали и решили оставить всех как есть, на свой страх и риск и на русский авось. Ну угорят зэки в крайнем случае, не велика потеря. Существуют особо секретные инструкции о том, что делать с тюремным населением в случае непредвиденных обстоятельств — катастроф и военных действий. Например, что делать с зэками во время войны, когда враг готовится захватить кусочек нашей родины вместе с колонией строгого или общего режима. На этот случай (и на многие другие) имеются многочисленные директивы…

Я каждый день ждал этапа в Москву и вслушивался в объявления, звучащие по дребезжащему громкоговорителю.

«Иванов, Сидоров — в дежурку, с вещами, на этап», — слышал я и продолжал ждать своего часа.

В один из вечеров ко мне подходит дневальный и сообщает, что меня заказали на этап. Утром, к шести, я должен быть в дежурке с вещами.

«Ура! Наконец-то дождался!» — думаю я, собирая вещи. Беру только самое необходимое, чтобы ехать налегке. Поутру, после подъема, в сопровождении дневального с одной сумочкой прибываю в дежурку. Несмотря на ранний час, уже начало припекать солнце. Разморенные надзиратели бегло, для проформы, осмотрев мои вещи, сажают меня в клетку. Ждать приходится недолго — минут через двадцать за мной приезжает машина. Меня с пухлым личным делом передают на руки конвою.

«Статья, срок?» — я слышу привычные вопросы, ответив на которые, бодро забираюсь в автозак. Автозак работает как маршрутное такси. В клетках несколько пассажиров, я сажусь к ним. Это блатные, едут с крытой тюрьмы на строгий режим в Пакино. Пол уставлен вещами. Телевизор, магнитофон, одежда. Я знаю, что крытую тюрьму они будут вспоминать как лучшее место за годы своего заключения во Владимирской области. В Пакино их не ждет ничего хорошего. Мы знакомимся. Мне есть что рассказать в ответ на стандартные вопросы: кто сам, где сидел, с кем пересекался, где какое положение. Обычные арестантские разговоры. В автозаке уже жарко, хочется пить. Меня укачивает. Мужики просят курить… Не проходит и двух часов, как автозак заезжает на территорию колонии и останавливается. Мужики по очереди выпрыгивают и выгружают свой багаж. Я прыгаю последним. Надзиратель сверяет личные дела и отводит меня в сторону. Меня ждет другой автозак, следующий на железнодорожный вокзал города Владимира. Я прощаюсь с братвой, желаю им удачи.