Читаем Заложник. История менеджера ЮКОСа полностью

Чтобы не толкаться в умывальнике после подъема, я встаю на полчаса раньше и иду умываться ледяной водой. Горячей воды в отряде нет. Когда все зэки идут умываться, я заправляю кровать.

Я начинаю привыкать к жизни отряда. Мне нравится учиться шить, что не ускользает от внимания приглядывающей за мной администрации. Кому-то не нравится, что мне относительно хорошо. Меня переводят на другой участок. Теперь я упаковщик шапок. Шапки шьют в смежном цехе — на любой вкус, в огромных количествах. Мы заваливаем шапками заключенных и закидываем ими военных. Я едва успеваю обстригать нитки, причесывать железной щеткой и складывать шапки в сделанные мною коробки. Конвейер работает безостановочно. В воздухе витают облака пыли и синтепона, дышать нечем. Шапки мне начинают казаться живыми существами, они ползут на меня со всех сторон. Стоит мне только отойти на несколько минут в туалет, как я с ужасом обнаруживаю на рабочем столе целую гору шапок. Я не знаю ни минуты покоя, а тем более отдыха.

Новая работа приносит один плюс — смена пролетает мгновенно. За первый месяц своего ударного труда я зарабатываю семьсот рублей. Поинтересовавшись у бригадира нормами выработки и расценками, я быстро прихожу к выводу, что недоплаченные зэкам деньги администрация колонии банально присваивает себе, оформляя их в виде премий. В моей голове защелкали статьи Уголовного кодекса — мошенничество, использование рабского труда. «Господи, да их впору менять с нами местами!» — рассуждаю я. Но эти люди щедро и честно расплачиваются с осужденными «воздухом». Вместо денег зэки получают поощрения и в основном остаются этим довольны.


* * *

12 декабря 2007 года. День Конституции в ИК ФКУ-6 традиционно встретили ее массовыми нарушениями — так бы я сказал о своемпребывании в колонии…

Глава 25

Будни

16 декабря 2007 года. Прошло ровно три года со дня моего ареста. Мне хочется побыть одному. Отработав смену на промке, я гуляю по локальному сектору. По аллее зловеще марширует карантин, знакомые зэки с завистью посматривают в мою сторону. Жуткое зрелище, от которого у меня пробегают мурашки по коже. Я ловлю себя на мысли о том, что не прошло и недели, а мне уже не нравится в отряде. За плечами целых три отсиженных года, кажущихся вечностью, целая жизнь, полная боли и страданий. «Всего три года позади, а впереди еще восемь до конца срока, — неожиданно осознаю я. — Еще два раза по столько же и еще два года!» Я физически начинаю ощущать давление еще не отсиженных лет, которые кажутся мне вечностью. И иду в отряд пить с Зуевым крепчайший чифирь…

Пошел четвертый год моего заключения. После выполнения заказа нашу бригаду несколько дней не выводят на работу, и я остаюсь в отряде. В бараке спокойно и непривычно тихо. Основная масса осужденных на работе. Очень хочется спать, но это категорически запрещено. Лежать тоже нельзя — сразу получишь нарушение, которое припомнят при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении. Несмотря на эти глупые и надуманные запреты, мне очень нравится оставаться в отряде. Я занимаюсь спортом, читаю книги. Впереди выходные, нас ждет баня, где удобно стирать свои вещи. Я прошу Зуева принести оставленную мною на промке одежду — теплые носки и подштанники. На обед мы идем одним строем, где Зуев передает мне мои вещи. После обеда мы останавливаемся у локального сектора нашего отряда. «Осужденный Переверзин, выйти из строя!» — говорит прапорщик и просит зайти в будку.

«Что у вас в карманах?» — спрашивает он.

«Мои личные вещи», — говорю я и достаю из карманов носки и подштанники.

«И все? Больше ничего нет?» — разочарованно тянет он.

«Все», — отвечаю я.

«На вас будет написан рапорт, а вещи вы получите у начальника отряда», — торжественно сообщает он мне. Удивленный тем, как быстро нас сдали, я иду к начальнику отряда, с которым еще не знаком. Майор Кузьмичев — странный человек. О таких людях я читал у Достоевского в «Записках из Мертвого дома»: он не мог пройти мимо осужденного, чтобы чего-нибудь не отобрать, не наказать или не сделать замечание.

Написав объяснительную, я стучусь и захожу к нему в кабинет. Представляюсь и прошу отдать мне вещи. Прочитав целую лекцию, он открывает сейф и царским жестом отдает мне грязные носки и подштанники. «Мы же должны были проверить, расследование провести, — говорит он мне. — А вдруг эти вещи были украдены у другого осужденного?» Пытаюсь понять, шутит он или говорит всерьез, и понимаю, что он говорит эту чушь на полном серьезе. Ошарашенный, я выхожу из кабинета.

На следующее утро, умываясь, я краешком глаза замечаю крадущегося в туалет начальника нашего отряда. Через секунду я услышу его победоносный вопль: «Ага, попался!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность — это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности — умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность — это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества. Принцип классификации в книге простой — персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Коллектив авторов , Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / История / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное