Он уперся пятками в пол джипа, выпрямился, поправил шляпу на голове. Что ж, и он может говорить честно и прямо, как и полагается мужчине.
— Ты была…
— Переутомлена, — подсказала она.
— Да, — сказал он, хотя хотел сказать «желанна».
— И подавлена, — сказала она.
— Пожалуй, — опять солгал он, хотя хотел сказать «восхитительна».
— Извини, что я смутила тебя.
— Я сам хорош. Мне не следовало переступать границу, — сказал Ник вместо «я хотел тебя».
— Мне показалось, что границы вовсе и не было, — тихо произнесла Конни.
Но в этот момент Ник вдруг выпрыгнул из джипа.
— Вот она! Извини, я сейчас вернусь, — он поспешил к появившейся бог весь откуда старой и сгорбленной туземке.
Конни осталась сидеть в машине, испытывая противоречивые чувства облегчения и разочарования. Он не хочет связывать себя с нею отношениями, не касающимися ее отца. И если он целовал ее в душевой, если его глаза смотрели на нее с любовью, если его тело напрягалось, где бы она ни касалась его, то все это было лишь естественной реакцией здорового мужчины на женскую наготу. Она должна добиваться освобождения отца, а не ответной любви этого англичанина.
Прошлой ночью мятежники завязали бой с правительственными войсками и четыре раза оставляли город без электричества. Каждый раз она просыпалась и в свете луны видела над собой неподвижный вентилятор, свое блестящее от пота обнаженное тело и Ника, целующего ее в душевой и прижимающего ее, мокрую, к себе.
Уж он-то, наверное, спал спокойно, привыкший к грохоту боев и опасности, умеющий всегда выдерживать дипломатическую дистанцию. Нет, у них с Ником нет будущего. И Конни принялась думать об отце. Его освобождение должно оставаться ее единственной целью. Эта цель придаст смысл ее пребыванию на этом острове и отвлечет ее от опасных взрывов эмоций.
«Думай только об отце», — строго приказала она себе, и ей пришлось схватить свою шляпу на голове, потому что в этот момент Ник впрыгнул в джип, включил зажигание и нажал на педаль газа. Машина резко рванула с места и, разбрызгивая грязь из-под колес, рванула из долины.
Глава 5
— Что это было? — спросила Конни.
Ник сидел напротив нее в одной из ниш ресторана отеля «Империал» и потягивал разбавленный тоником джин. Он пожал плечами:
— О чем ты говоришь?
Он издевается над ней! Конни сдержала готовое было сорваться с губ раздражение.
— Я имею в виду наше поспешное бегство из долины со скоростью шестьдесят миль в час.
— Ах, ты об этом!
— Именно об этом.
— Обычное желание покрасоваться! Разве в Америке мужчины не любят иногда прокатиться с ветерком?
— Мальчишки любят.
Конни смотрела ему прямо в глаза. Это был для них трудный день, проведенный в трясущемся джипе. Нику пришлось разговаривать со многими людьми, упрашивать, очаровывать, выуживать сведения. И все это он делал ради нее. Три раза на дороге их останавливал патруль, и каждый раз сердце у нее уходило в пятки, и каждый раз он ухитрялся от них отделываться.
Однажды она случайно поймала его взгляд и поняла, что он вспоминает душевую так же часто, как и она. Это открытие отозвалось в ее душе болью.
— Какой бы у нас получился великолепный ужин, если бы ты помолчала, Конни! Акулье мясо превосходно.
Конни вяло поковыряла вилкой лежавшие перед ней на тарелке кусочки мяса.
— Ты не сказал мне еще, что тебе удалось разузнать.
— Я узнал, что десять лет гражданской войны ожесточили людей, сделали их подозрительными и несловоохотливыми. И я их понимаю.
— Могу себе представить!
Ник взглянул на нее с любопытством:
— Однако же тебя твои несчастья и трудности не сумели ожесточить.
Конни пожалела, что этого не случилось. Ее разрывали противоречивые чувства: долга перед отцом и любви к Нику.
— Я здесь прежде всего для того, чтобы вызволить отца. Это моя главная цель.
Она не сказала «моя единственная цель». Ник поднял стакан:
— А это — мой закадычный друг.
Все бы ему шутить, подумала Конни. К тому, что ей хотелось сказать в следующий момент, она готовилась весь день:
— Вчера…
— Давай не будем об этом.
— Нет, будем. Вчера я разбудила в тебе надежды…
«Нет, Конни, ты разбудила во мне желание, которое я с трудом преодолел».
— Не беспокойся, — сказал он вслух. — Я не держу на тебя зла.
«Но ты держал меня целых пять бесконечных минут в своих мокрых объятиях», — подумала она и промолчала.
Ник улыбался, и она отчетливо видела в его глазах отблеск вчерашних чувств.
— Я не стану распространяться об этом и тебя попрошу о том же, — сказала она решительно, стараясь справиться с неожиданно нахлынувшим на нее потоком чувственности, щекотавшим ей кожу. — Мне было вчера так одиноко.
— Да?
— Я чувствовала себя абсолютно одинокой, беззащитной.
— Да? — слово ветерком прошелестело в тишине ниши ресторана и упорхнуло в залитый лунным светом сад за окном.
— Не пойми меня превратно, Ник. Когда надо, я сильная. Я не раскисну, если случится попасть в переделку.
— Уж в этом-то я уверен. Вчера, вылетев из Капитолия, ты была похожа на ландскнехта. Я сам тебя испугался.
— Да, но… — сказала она жалобно.