Заложник любви

Поздно! Свет фар вынырнувшего на площадку джипа высветил их в тот момент, когда они спешили завернуть за угол бункера. Их наверняка заметили! Поль и Конни замерли, прижавшись спиной к бетонной стене. Джип затормозил у входа в бункер.

Они услышали хруст камней под ногами. Обеими руками Конни вцепилась в кольт сорок пятого калибра, трясущиеся пальцы нащупали курок. Поль с винтовкой наготове выпрыгнул из-за угла. Конни повторила его движение, вытянув вперед кольт.

В косом свете, отбрасываемом открытой дверью бункера, стоял Ник, целый и невредимый. Галстук съехал набок, пиджак помят, а в руке стакан коа-поры.

— Ага, вот вы где! Не хотите ли чего-нибудь выпить?

Когда они уже спускались вниз по горной дороге, Конни все еще крепко сжимала в пальцах кольт. Машину вел Поль, Билл Хэннесси сидел на переднем сиденье, а Ник и Конни на заднем, отодвинувшись друг от друга, насколько это было возможно.

— Подумать только! — ворчала Конни, подпрыгивая на сиденье.

Ник затянул потуже галстук.

— Я увидел, как в бункер вкатилась граната, и не стал ждать, когда она взорвется. Я слегка пристукнул своего недоверчивого друга, тыкавшего мне кольт под ребра, и бросился вон.

— Неужели ты решил, что мы можем бросить настоящую гранату?

— Я дипломат, и по виду я не отличу настоящую гранату от хлопушки.

Конни усмехнулась. Каждое его слово, как ни странно, звучало весьма разумно. Ник продолжал рассуждать здраво и в возвышенно-пьяной манере. Конни была готова заплакать.

— Оказавшись вне бункера, — продолжал Ник, — я увидел вас, вы лежали на земле лицом вниз. Вам ничего не угрожало, и я решил найти и подогнать джип, который, я знал, должен был быть где-то поблизости. И все это лишь для того, чтобы мы могли побыстрее смотаться.

Конни стиснула резную рукоятку кольта так, что рисунок отпечатался у нее на ладони.

— Как ты можешь сейчас так спокойно нам все это рассказывать?

— Ты здесь, со мной. Все мы на свободе. Все отлично, дорогая!

— Я чуть было не застрелила тебя! — она вдруг осознала, что перешла на крик.

В груди у нее болело, желудок переворачивался каждый раз, когда джип встряхивало на малейшей кочке, попадавшейся на дороге, а их было предостаточно.

Но Ник продолжал улыбаться. Он расцепил ее пальцы, взял у нее кольт и обнял за плечи.

— Все закончилось!

— Да, — ответила Конни, уткнувшись лицом ему в грудь.

И все это он совершил ради нее! Но больше она не позволит ему подвергать себя опасности ради нее! И любить себя она тоже ему больше не позволит! Они расстанутся, потому что такая сумасшедшая любовь, как у них, никого еще не доводила до добра, тем более на этом маленьком острове сплошных революций.

— Твой отец будет спать сегодня в моем номере, — сказал Поль.

Они стояли перед дверью ее комнаты в отеле «Империал».

— Тебе надо отдохнуть хорошенько, Конни!

— Отдохнуть?

Конни не была уверена, что вообще хоть когда-нибудь она теперь сможет успокоиться.

Они подвезли Ника к британскому посольству, но она даже не попрощалась с ним. Она не могла и не хотела говорить с ним.

— Конни! — Поль стер пальцем обувной крем с ее лица. — Если уж мне не суждено быть твоим мужем, то лучше Ника Этуэлла никого не найти.

Позволив обнять себя, она улыбнулась ему, вошла в свой номер и направилась прямо в ванную комнату. Она смыла с лица крем, стянула свитер, оставшись в простом сатиновом лифчике, когда до ее слуха донеслись из коридора низкие мужские голоса. Дверь в ее номер открылась и закрылась. Ему не надо было ничего говорить ей. Конни и так знала, что пришел Ник.

Она закрыла лицо полотенцем, будто оно могло удержать рвавшиеся из нее слова. Она вернула отца и потеряла мужчину, которого любила и любит. И все это за одну ночь! Какое сердце выдержит?

Когда она вышла, он сидел за столом, закинув ногу за ногу и небрежно положив руку на спинку стула. Он, видимо, только что принял душ, волосы его были мокрыми и блестящими. Он был в белоснежной рубашке и желтовато-коричневых брюках.

Конни посмотрела на стол, на котором утром он писал ей свою прощальную записку со словами утешения, на кровать, где они занимались любовью и где он лгал ей, скрывая от нее свой истинный план спасения ее отца.

Всю дорогу, пока они спускались с гор, она репетировала ту гневную тираду, которую она собиралась теперь выпалить ему залпом — о пьяницах, дураках, рыцарях, ослах, одним словом, все то, что она когда-то хотела, но не смогла выплеснуть на спокойных и собранных дипломатов, что встречались ей на ее жизненном пути. Они не нужны ей больше: дипломаты, чиновники, бюрократы! Благодаря Нику, ее отец на свободе! Она забыла тираду.

Но у нее была заготовлена и другая речь, которую она тоже хотела непременно перед ним произнести: об ответственности и жертвенности, о дочернем долге и о том, что непозволительно любящему человеку.

— Ты в порядке уже? — спросил он ласково.

Она повесила полотенце на спинку кровати. Если бы он, как обычно, был спокоен!.. Но она знала, что сейчас он подойдет к ней и обнимет ее так, будто ждал этого момента целую вечность.