Заложник особого ранга

— Россияне, — произнес глава государства, пошевелил губами, словно пробовал слово на вкус. Оно ему не понравилось, отдавало девяностыми годами прошлого века. — Братья и сестры, — патетично выговорил он, это обращение показалось ему еще более фальшивым, — граждане России… — с этого он и решил начать свое обращение.

Дальнейшие слова находились сами. Палец щелкнул по клавише мышки.

— Готово.

Цифровой фотоальбом президент переписал с «флэшки» на жесткий диск компьютера. А на «флэшку» переписал обращение, после чего уничтожил его на диске. Поскольку на «флэшке» оставалось место, он еще немного поколдовал с программой, нарисовав план железной дороги, как он его помнил, отходящую к заводу ветку, недостроенный цех, написал короткий текст, начинавшийся словами: «Клим, мне жаль, что так получилось, но…»

— Ну, ты хотел обращения? Вот оно, — ухмыльнулся глава государства, провожая взглядом проносившийся над вагоном вертолет. — Правда, не совсем такое, как ты рассчитывал. И к тебе в руки оно не попадет.

Он с «флэшкой» приблизился к клетке, выманил из нее голубя. Птица, привыкшая к человеческому вниманию, вела себя в руках смирно, только пыталась клюнуть в ноготь. Соорудив из тесемки лямки, президент надежно укрепил «флэшку» на голубе, как это учил его в детстве заядлый голубятник Василий Прокофьевич, когда, играя в «войну» с Климом и другими питерскими мальчишками, они посылали почтовых голубей с донесением в «штаб». Странно, но пальцы без подсказки помнили нужные движения.

Белый голубь теперь горделиво восседал на письменном столе, на его груди поблескивала полированным металлом «флэшка» с записью.

— Ну как, не жмет?

Птица встрепенулась. Глава государства накрошил ей белого хлеба, провел пальцем по перьям.

— Хватит жрать. Лететь надо с легким чувством голода, — он бережно взял голубя в ладони, завернул в летний пиджак.

— Объект вышел из вагона! — доложил в рацию охранник, глядя на спустившегося на рампу президента.

Первые минут десять охрана не сводила глаз со своего подопечного, но тот вел себя мирно — просто прогуливался. Иногда останавливался и смотрел на проплывавшие над коробкой цеха облака. Когда бдительность охраны притупилась, президент развернул пиджак. Спавший до этого голубь вскинул голову.

— Ну, пошел… — прозвучало шепотом.

Подброшенный голубь захлопал крыльями, взмыл к фермам перекрытий и тут же уселся рядом со своими дикими собратьями. «Флэшка» предательски поблескивала в лучах солнца.

Охранник у ворот, заслышав шум, лениво повернул голову. Несколько местных голубей, испуганных появлением пришельца, носились между гулких бетонных стен. Президент забросил пиджак на плечо и поднялся в вагон. Охранник вновь потерял интерес к происходящему. Голубь еще немного посидел, разглядывая с высоты своего положения вагон, охранников, рельсы, а затем тяжело взмахнул крыльями — взмыл в небо, растворился в лучах солнца.

Птица сделала круг и, словно сверившись с внутренним компасом, уверенно взяла курс на Москву.

* * *

Предрассветное шоссе летело под высокий бампер джипа, словно его наматывало на задний мост машины. Ровно гудел мощный двигатель. Ночью Бондарев сделал всего одну остановку, загнав «Чероки» в кусты, чтобы его не было видно с дороги, и поспал полтора часа. Большего он не мог себе позволить.

Короткий сон освежил, утренняя прохлада бодрила. Туман расстилался над полем, серебрился в лучах восходящего солнца. В этот ранний час дорога была пустынной и позволяла держать предельную скорость.

Джип взлетел на горку, и Бондарев тут же притормозил. Вдалеке виднелись сполохи милицейской мигалки. ГИБДДешная машина шла впереди внушительной колонны автобусов — сопровождала. Вообще-то обгонять колонну не положено, но автобусы ехали не спеша, и если придерживаться правил, то пришлось бы тянуться в хвосте. Но входить в конфликт с милицией было сейчас не в интересах Клима.

Он проехал около километра и скатился на грунтовку, идущую параллельно шоссе, тут же втопил педаль акселератора. Тяжелый джип раскачивался на ухабах, как корабль в бурном море. Густой шлейф пыли тянулся за ним по полю. Колонна приближалась. В хвостовом автобусе его уже заметили, все-таки зрелище было неординарным. Тут же в окнах показались любопытные лица, отодвинули стекло. Что ему кричали, Клим, естественно, не слышал, но зато международные непристойные жесты он видел четко, а потому о смысле догадаться было несложно.

Из открытого окна высунули знамя со стилизованной свастикой. Полотно рванулось, грозно затрепыхалось на ветру. Чернорубашечники и бритоголовые, наполнявшие автобусы вперемежку со своими подругами по партии, всеми доступными их пониманию способами показывали Бондареву, что обладателю дорого джипа недолго осталось раскатывать по дорогам и в самом скором времени его ждет виселица, обезглавливание или извращенный секс.

Заскучавшие за ночь боевики Карташова следовали в Москву из провинции по призыву своего вождя, о чем недвусмысленно говорил черный лозунг, трепыхавшийся на борту головного автобуса: «На Москву! Смерть буржуям! Нет инородцам!».