Заложник особого ранга

— Килограммов на пять. А то и на пять с половиной. Настоящий пахан местных вод!

— У нас на Васильевском в конце тридцатых тоже был местный пахан, на Менделеевской линии жил. Уголовник прожженный, карманы в трамваях резал, из «Крестов» не вылазил. Так его свои же шавки в блокаду и съели, когда этот урка ослаб окончательно, — морщины на лбу старика сложились в изломанные линии. — Так оно всегда бывает. Пока пахан силен и помнит о всех возможных угрозах — его уважают. Когда он забывает о собственной безопасности и всецело доверяет окружению — обязательно жди беды.

Уху готовили тройную — как и положено по классическим рыбацким канонам. Сперва в кипяток загрузили мелких потрошеных окуньков и ершей, завернутых в марлю, чтобы костистая рыба не разварилась. Затем в котелок бросили плотвичек и подлещиков. И лишь после того, как в как кипящую воду опустили картофель, морковь и все положенные специи и коренья, наступал черед крупной рыбы — рубленых на куски судака, щуки и жереха. Вскоре уха вовсю распространяла волшебные ароматы.

Клим извлек карманные часы на длинной цепочке и отщелкнул крышку с выгравированной надписью.

— Ровно через сорок минут надо обязательно добавить пятьдесят граммов водки. Меня этому на Дону местные рыбаки еще в семьдесят девятом научили.

— Дай-ка еще раз на часы взглянуть, — попросил Василий Прокофьевич. — Когда это он тебе их подарил?

— Три года назад.

— А за что?

— Да по дружбе, — ответил спиннингист равнодушно. — Там написано.

И действительно — на серебряной крышке было выведено ровным каллиграфическим рондо: «Другу детства Климу Бондареву от президента Российской Федерации на добрую память о Васильевском и не только о нем».

— Хотел было мне свои наручные подарить, по спецзаказу сделанные. Да я отказался, — прокомментировал Клим Бондарев. — Не могу на правой руке носить, как это он любит. А в его часах заводная головка с левой стороны.

— У каждого свои странности, — взяв деревянную ложку, Василий Прокофьевич помешал варево в казанке. — Кто-то часы на правой руке носит… Кто-то от всех этих воблеров-шмоблеров без ума… Вместо того, чтобы, как все люди, нормальной бамбуковой удочкой ловить!..

— …кто-то почтовых голубей разводит!.. — беззлобно подначил Бондарев.

Увлечение почтовыми голубями Василий Прокофьевич пронес через всю жизнь — разве что рыбалка могла сравниться с этой страстью. Наверное, не было в Василеостровском районе Санкт-Петербурга большего голубятника, чем он. Голубятня, стоявшая в одном из дворов Большого Проспекта, была такой же достопримечательностью района, как Кунсткамера, Университет, Биржа или часовня Ксении Петербургской на Смоленке. Клим Бондарев, знавший голубятника с детства, не раз помогал ему в редком и благородном увлечении…

— Ну, почтовые голуби — это святое! — посерьезнел старик, пробуя горячую уху. — Ты же сам знаешь! Я и друзьям депеши посылаю, когда на рыбалке зависаю, и родственникам… Даже с этой дачи!

— Ну какие голуби могут быть в наше время? Интернет, мобильная и спутниковая связь — все это куда быстрее!

— Быстрее — не значит надежней! — серьезно опроверг Василий Прокофьевич. — Да и мобильного роуминга в этом районе почти нет… Наверное, ты знаешь историю про барона Ротшильда… Именно почтовому голубю он и обязан всеми своими богатствами. Благодаря голубиной связи он первым в Париже узнал о поражении Наполеона при Ватерлоо, что и позволило ему рискнуть на бирже… И сказочно озолотиться! — добавив в уху щепоть соли, старик напомнил: — Кстати, а те почтовые, которых я тебе весной подарил… Как они у тебя в Коломне? Живы?

— Коломна — это у нас в Питере. А московский район, где я иногда живу, называется Коломенское, — улыбнулся Бондарев.

— Да что там ваша Москва? Огромная хаотичная деревня! — как и все коренные петербуржцы, старик не очень-то жаловал столицу.

Клим пропустил едкое замечание мимо ушей.

— Все нормально, живы-здоровы ваши питомцы. Занимаюсь ими по науке. Как вы меня в детстве учили!

— Занимайся, занимайся… — улыбнулся Василий Прокофьевич. — Авось когда-нибудь и пригодятся! Кстати, а когда ты в отъезде… Кто голубями занимается?

— Пацанов из соседнего дома прошу.

— Не угробят?

— Уже и сами увлеклись. Просили — мол, дядя Клим, если будет возможность — подарите нам парочку на развод! Ну что — уха вроде бы готова? — скрутив с бутыли латунную пробку, Бондарев нацедил в мензурку пятьдесят граммов водки и аккуратно влил в кипящую уху. — Ровно через пять минут снимаем с огня.

— Выпивать под ушицу будем? — поинтересовался старик, глядя искоса.

Выпить перед едой он любил. Любил и в перерывах между едой, и после нее тоже.

— Я с утра не пью.

— Ты и по вечерам не так часто выпиваешь… как некоторые, — кивнул Василий Прокофьевич.

— Работа, — отстраненно прокомментировал Бондарев. — Можно выпивать до работы, после работы, даже на работе… Но только не вместо работы!

— Ты же типа как на пенсии! — напомнил голубятник. — Как там у вас выслуга шла… Год за три, кажется? Или ты… опять в свои «органы» поступил?