Заложник страсти (СИ)

Тем временем король приветствовал важную гостью, и, преклонив колено, Сафора поцеловала копье, тем самым показывая, что подчиняется власти короля. Но даже в этом знаке покорности Марко увидел насмешку. Слишком нарочитым и показным было ее почтение. Когда уважают по-настоящему, так себя не ведут. Не улыбаются, подобно сытой кошке, и становятся на два колена, а не изображают из себя рыцаря, которому полагается преклонять оба колена лишь перед богом, во время молитвы.

- Она мнит себя рыцарем! - фыркнул Батисто.

Марко двинул его локтем под ребра, чтобы держал свое мнение до времени при себе.

После обмена подарками и словесными учтивостями, король пригласил Сафору разделить с ним и его семьей трапезу на балконе королевского дворца.

- Вы увидите Санчию с высоты птичьего полета, дорогая леди, - произнес правитель. - Это удивительное зрелище, вам будет о чем рассказать в Брабанте.

Он предложил Сафоре руку и повел по залу, указывая дорогу.

2

Ах, как они все уставились на меня! Словно никогда в жизни не видели женской груди! И трудно сказать, в чьих глазах было больше осуждения - в глазах милордов или их чопорных леди.

Король, похоже, позабыл приветственные слова, и смотрел на мое приближение, стиснув челюсти и едва не скрежеща зубами. Один из лордов, стоящий по левую руку от трона, что-то шепнул его величеству, и, помедлив, король Доминго I милостиво улыбнулся, показывая, что ничего особенного не произошло и встреча идет так, как было запланировано.

Я впервые видела короля, потому что не присутствовала в столице на коронации. И теперь рассматривала его с любопытством и вниманием, пытаясь определить - что из слухов о новом правителе Иллирии правда, а что - выдумки. Король был высок и строен, и, несмотря на года (а ему было за шестьдесят) выглядел крепким и сильным, хотя жизнь его прошла в столице, а не на поле боя. У него были темные волосы, густые брови, почти сросшиеся на переносье, и бледное лицо - мрачное и скрытное, но черные глаза горели, как угли. Опасный человек. Умен, коварен и опасен.

Я знала, что он долго шел к короне, много лет занимая пост помощника королевского казначея. Менялись казначеи, а помощник оставался на своей должности. Он умел выжидать, не рискуя безрассудно, но действовал решительно, когда это было нужно. После того, как последний Девитиат умер, не оставив наследника, именно поддержка большинства высоких лордов позволила роду Капра возвыситься. Как уж Доминго Капра уговорил лордов сказать слово в свою пользу - никому не было доподлинно известно. Я подозревала, что часть лордов была подкуплена, часть запугана, потому что как раз перед этим в столице произошло несколько таинственных убийств, когда пострадали особо влиятельные (и богатые) вельможи, сами претендовавшие на трон. Убийц не нашли - они действовали ядами или под покровом ночи, но подозревали тех же Капра. Якобы, убийства были на руку королю и осуществлялись или им самим, или его сыновьями, или поверенными.

Сыновья короля, о которых я также была немало наслышана, тоже находились в зале. Оба младших Капра были высоки ростом, широкоплечие, темноволосые, как все жители гор. Старший готовился принять корону и был наряжен в камзол, украшенный густым золотым шитьем. Старшего принца звали Батисто[1] - совершенно неподходяще для будущего короля. Про него говорили, как про отъявленного сластолюбца, что на его счету было множество опозоренных девиц и замужних женщин. Тех, кого не удавалось соблазнить, он похищал и насиловал, а потом хвалился этим, как подвигами.

Второй был в черной камизе[2] до пят - унылой, как у служителя церкви. Я знала и его имя - Марко,[3] и в этом тоже было несоответствие. Назвать второго принца, которому судьбой уготовано быть послушной тенью брата-короля, в честь бога войны - на такую глупость могли сподобиться только необразованные мужланы, вроде Капра. Про младшего принца говорили, что в гневе он подобен дикому козлу, который, как известно, когда приходит в ярость, не боится нападать даже на льва. До меня доходили слухи, что принца Марко опасались даже в его собственном семействе. Любимым его развлечением было участвовать в потешных уличных боях с простолюдинами, и за это его поддерживало нищее отребье, которого было хоть отбавляй на нижних улицах Санчи.

Проходя перед ними, я чувствовала, словно иду по острому лезвию - это было, как танец со смертью. Хотя я и говорила Анунче, что мне нечего бояться, и что Капра заинтересованы во мне больше, чем я в них, все равно существовала опасность быть отравленной или зарезанной. А то и просто посаженной в каменный мешок. Если к жестокости Капра добавить безумие... пострадать может любой.

Но выказывать страх противнику - это заведомый проигрыш.

И моя обнаженная грудь была вызовом этому миру, где правили яд и кинжал, где женщины считались существами без души и были заперты в своих домах, как в тюрьмах. Я хотела, чтобы Капра поняли - меня не удастся задвинуть на вторые роли, не удастся запереть в домашнюю тюрьму, и даже в уродливое платье, которое казалось мне еще хуже тюрьмы.