Заложник удачи

Старший иконоборец прищурился, нахмурил брови, от чего лоб разрезала надвое глубокая вертикальная морщина.

— Пан Годимир?

— Истинно так! — неизвестно чему обрадовался словинец.

— Пан Годимир герба Косой Крест.

— Точно!

— Если мне не изменяет память, то пан родом из Чечевичей, что в Бытковском воеводстве Хоробровского королевства. Так?

Рыцарь спешился.

— Я польщен, — только и смог сказать он, склоняя голову перед полуголым священнослужителем.

Отец Лукаш размашистым движением осенил его знамением Господним. Бросил взгляд на Аделию.

— Думаю, сын мой, ты не станешь возражать, если мы позаботимся о приличиях, надев на себя одежды, по сану нам предписанные? Ибо, если бы не крайняя нужда…

— Конечно, конечно, святой отец! — Годимир сделал широкий жест. — Как будет тебе угодно!

— Благодарю, сын мой. Вижу, ты скромный и достойный юноша.

Иконоборец щелкнул пальцами, и его спутники кинулись к распятым на кольях балахонам. Резво кинулись, с азартом, словно измученные дальним походом дружинники к возу с бочонками пива.

Пока монахи одевались, подпоясывались вервием и, вообще, приводили себя к облику достойному и внушающему уважение, Годимир махнул рукой королевне и лесному молодцу, призывая их покинуть седла.

Озим покряхтывал в курчавую бороду, но глядел доброжелательно. Видно, грабить священников в хэвре Сыдора не принято. И то верно, хоть что-то святое должно быть в сердцах даже самых закоренелых преступников?

Аделия, брезгливо поджав губы, оглядела сложенный из ломаных веток сухостоя костер, куски черного хлеба и луковицы на расстеленной тряпице. Покачала ногой корягу, на которой раньше сидел кто-то из монахов. Не сказала ничего, хотя, по всей видимости, скромное молчание далось ей тяжело. Зато и наградой ей послужило истовое знамение, сотворенное иконоборцем, и благословение.

— Небогато живете, святые отцы… — Озим глядел недоверчиво.

Видно, думал, что не может такого быть, что успели монаси прибрать и окорока, и баклажку с брагой…

— Чревоугодие, сын мой, — укоризненно склонил голову к плечу отец Лукаш, — ведет прямым путем к греху и мукам вечным в посмертии. А скромность и умерщвление плоти есть дорога в Королевство Господне.

Лесной молодец замялся, потупил глаза.

— Задумайся о душе, сын мой, задумайся! — Иконоборец благословил его.

Тем временем приблизились и остальные монахи. Двое в рясах, черных, затертых до невозможности и сырых. Третий в долгополой рубахе из некрашеной холстины. «Не его ли одежкой разжился некогда Ярош?» — подумал Годимир.

— Прошу к нашему костру, тебя, благородный рыцарь, и твою спутницу, несомненно, панну высокого происхождения, и твоего слугу.

Лесной молодец скривился при слове «слуга», но смолчал.

Рыцарь поклонился иконоборцу, а Аделия сдержанно поблагодарила.

Когда все уселись у костра (вернее, не все — Озим отпускал подпруги коней и снимал уздечки, оставляя их в недоуздках, чтоб ничего не мешало пастись), Лукаш торжественно, будто на королевском обеде, указал на хлеб и лук:

— Если возжелаете разделить также и нашу скромную трапезу…

Глаза его при этом блеснули хитринкой, давая понять, что он уверен в отказе. Годимир не замедлил ему подыграть:

— Благодарю, святой отец, мы не так давно вкушали ниспосланные Господом дары. Запасы наши довольно скудны, но я считаю своим долгом разделить их с вами…

— Не откажусь, не откажусь, сын мой, — склонил голову иконоборец. — Господь велел делиться.

«Само собой, — закралась к рыцарю непрошеная мысль. — Делиться, конечно, нужно, но у одного взять нечего, а другого и обобрать можно как липку…»

Но как откажешь святому отцу? Хоть и еретической конфессии…

— Озим! — крикнул словинец. — Мешок где?

— Брату Отене отдай, — воистину королевским жестом отмахнулся Лукаш, а руки за мешком, щедро наполненным гнилушчанами по приказу Сыдора, протянул тот самый низкий и кривоногий монах, вознамерившийся удрать, бросив спутников на произвол судьбы.

Озим недовольно скривился, но послушно отдал припасы на верное разграбление.

— Как давно из Ошмян, отец Лукаш? — вежливо поинтересовался Годимир.

— Не так давно, сын мой, не так давно. Седмицы не минуло.

— Не встречали ли кого в пути?

— Нет сын мой, не встречали, — покачал головой иконоборец. — А кого мы могли бы встретить? Все паны рыцари сорвались, словно листья, увлекаемые ураганом, и умчались на поиски исчезнувшей королевны. Пан Божидар, выждав один-единственный день, отправился также с малым отрядом верных стражников…

— А что, в Ошмянах, есть не верные стражники? — весьма непочтительно вмешалась Аделия.

— Что ты, дочь моя, — не обиделся монах, но глаза его вновь многозначительно сверкнули. Годимир был готов поклясться, что отец Лукаш замечает и понимает намного больше, чем говорит вслух. — Что ты… Королю Доброжиру служат лишь самые достойные жители королевства.

Королевна хмыкнула скептически.

— Однако мы отвлеклись, дети мои, — невозмутимо продолжал иконоборец. — Опустел замок Ошмянский… Король Доброжир в печали, дворня носа в покои не кажет…

— Да что ты говоришь, отец мой? — улыбнулась королевна.