Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Не могу взять на себя смелость писать о городе Петра Великого после А. С. Пушкина и других гениев отечественной культуры. Решусь лишь передать читателю восприятие человека, национальное достоинство которого с особой силой пробудилось именно здесь, в городе, созданном великим народом. Признаюсь, здесь ко мне пришло осознание величия многострадальной истории Отечества, понимание того, как труден был каждый шаг на пути возвеличивания Российской державы. И это чувство с тех пор никогда не покидало меня и звучит как главный мотив во всех моих оценках и суждениях, взглядах и представлениях.

Трудной, трагической была судьба Ленинграда в XX веке: он пережил, став колыбелью, Октябрьскую революцию 1917 года, трудные годы Гражданской войны; перенес вакханалии сталинских репрессий (Сталин не любил этот город и боялся его); выстоял в тяжкие годы военной блокады ценой жизни многих тысяч своих граждан. Только здесь стали мне понятны истоки свободомыслия людей, живущих в этом городе. В моем представлении, они – от самого дерзкого рождения города по воле Петра I, от Октября 1917 года, от горечи потерь в Гражданскую войну, от жестоких утрат блокады, от неудовлетворенности духовным обнищанием города времен правления посредственностей – от Фрола Козлова до Григория Романова. Здесь и непрощение советской власти за уничтожение ею генофонда нации, искалеченные судьбы интеллигенции, оказавшейся на многие годы в своем Отечестве в положении изгоев, здесь и горечь утрат войны и сталинских репрессий, здесь и протест против превращения Ленинграда в послевоенные годы в заурядный провинциальный город. Вдумываюсь в эти сложные процессы, где так своеобразно переплелись судьбы людей с судьбой Отечества, и вслед за Пушкиным повторяю: «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия…»

Годы учебы в аспирантуре (1952–1956) были началом тех больших потрясений в жизни страны, которые подготовили все последующие перемены. Первым из них стала смерть Сталина в марте 1953 года. Сила культа его личности была настолько велика, что многие тогда вообще не представляли жизнь страны без вождя. Вторым потрясением явилось дело Берии. Теперь оно часто рассматривается в ряду других преступлений культа личности. Тогда же впервые был приоткрыт черный занавес, и все увидели, какой грязной и кровавой была диктатура Сталина. Я на всю жизнь запомнил, как нам, аспирантам-коммунистам Ленинграда, в актовом зале университета в течение двух долгих вечеров (до поздней ночи) читали длинное страшное обвинительное заключение по делу Берии. Только тогда мне стали понятны тайны, происходящие за шторами окон нашего сельского районного НКВД, о которых я размышлял еще в школьные годы.

Третьим потрясением стал XX съезд КПСС в феврале 1956 года, и в особенности доклад Н. С. Хрущева, посвященный культу личности Сталина. Он явился грозовым с молнией ударом по сознанию всех, кто размышлял над тем, что происходит в нашей стране и как нам жить после Сталина. Величие XX съезда состояло в том, что он взорвал многолетние стереотипы наших представлений, открыл шлюзы для самостоятельного критического мышления, после долгих лет бездумного послушания советские люди начали думать.

Эти потрясения были для моего поколения настолько ощутимы и глубоки, что мы их уже никогда не могли забыть. В них начало всех наших последующих сомнений и исканий. Существует много суждений по поводу того, кто они, дети XX съезда КПСС. Тема эта особая, большая, и она ждет своего летописца. Сейчас же замечу только, что при всех потрясениях, которые вызвал этот съезд, его идеи, оценки пали на подготовленную почву.

Жизнь учит: истина рано или поздно, но отпразднует свое торжество и посмеется над своими хулителями, только вот плата за ее торжество часто оказывается неимоверно великой. Все, кто испытал трагические последствия культа, кто не понаслышке знал о репрессиях, восприняли откровения XX съезда как торжество, хотя и запоздавшей, справедливости. Шестидесятники, как теперь их чаще называют, выходцы из рабочих, крестьянских семей, потомки погубленной интеллигенции, ничего не забыли из прошлого и помнили трагический путь своих отцов и дедов. Они терпеливо, не теряя надежды, ждали и готовили обновление в обществе. Это были люди, которых объединило критическое отношение к тому, что происходило в обществе, им была дорога судьба страны, и они готовы были взять на свои плечи ответственность за те серьезные перемены, веру в которые вызвал XX съезд КПСС. Особенность шестидесятников, может быть самая важная, состояла в том, что они были идеалистами – коммунистами, ибо как эстафету приняли от старшего поколения веру в досталинский социализм, утверждающий равенство, свободу, справедливость. За этот идеализм позднее они заплатят дорогую цену. Они видели, как эти принципы были растоптаны в ходе кровавых репрессий, и потому искренне верили в перемены и стали их проводниками, несмотря на все трудности и лишения. Устояли они и в 70-е годы – годы застоя – и тем самым стали живой нитью связи XX съезда КПСС и перестройки 1985 года.