Заложники

Лицо вдовы просветлело.

— Ну, конечно, а как же иначе! — защебетала она. — Для тебя тут всегда угол найдется. Летом — в клети, зимой — в доме… Да я и не знаю, как мне отблагодарить богов за это! Ведь в доме так нужны мужские руки!

— Думаю, долго не пробуду. Как только крестоносцы снова к нам полезут, на войну отправлюсь, — добавил Вилигайла.

Страздуне бессильно опустила руки.

— Чтоб их громом поразило, проклятых! Покоя от них нет, — потупившись, в сердцах произнесла она и надолго замолчала. Затем подняла голову и грустно сказала: — Рубят мужчин, как деревья. Вон и сыновей моих тоже, потом мужа… Ведь и тебя могут…

Вилигайла поднял глаза, внимательно поглядел на крону дерева, под которым сидел. На липе уже распустились первые цветки, в густой листве гудели пчелы. Старик поднялся и сказал:

— Дай-ка мне перекусить, и пошли на луг: сено и моему коню сгодится.

Страздуне метнулась в избу, а Вилигайла залюбовался могучими деревьями, цветником с изящными лилиями посередине, палисадником из тонких прутьев, пчелиными колодами с тесовыми крышами. Он думал о боевом товарище, погибшем под Велюоной, так и не успев завершить столько дел, осуществить столько замыслов.

X

Жрец Вилауде стоял на опушке священной дубравы, на пригорке, и поэтому заметил приближающихся всадников издалека. Прохладное осеннее солнце ярко освещало долину, по которой ехали люди. Впереди скакал князь Скирвайлис, по бокам — его сыновья Юдикис и Гругис, следом — несколько всадников, сзади тарахтела телега, где лежали связанные баран и гусь, за ней семенили два козла, подгоняемые босоногим человеком в овчинном кожухе.

Шествие остановилось у склона холма. Мужчины привязали к осине коней, вытащили из телеги барана, развязали ему ноги, кто-то сунул под мышку гусака. Низкорослый мужик в кожухе, который проделал путешествие до священной дубравы босиком, уже тащил за веревки обоих козлов. Скирвайлис не давал приказаний, ибо люди сами знали, что делать. Он лишь осмотрел животных, проверяя, не отощали ли они в дороге, и стал решительно подниматься в гору. Следом, сняв шапки, потянулись остальные. Шуршали под ногами побуревшие дубовые листья, ими была усеяна зеленая мягкая трава. Немало листьев, тоже успевших пожелтеть, шелестели на деревьях наперекор заморозкам и осенним ветрам.

Жрец Вилауде, прислонившийся к стволу дуба, сделал несколько шагов навстречу князю. Они поздоровались и, переговариваясь, вместе продолжили путь в гору.

— Хочу принести этих животных в жертву нашим богам, — сказал Скирвайлис. — Пусть они отведут опасность от родной земли. Пусть спутают замыслы врага, подорвут его силы, пусть просветлят умы литовских князей, которые должны оберегать и защищать нас.

Старый жрец попросил князя не торопиться, идти помедленнее — ему было трудно в своем длинном, до пят, белом одеянии угнаться за Скирвайлисом.

— Будем молить богов, чтобы они дали нам силу, выдержку и непреклонность, — сказал Вилауде. — А на князей Йогайлу и Витаутаса полагаться не станем, ведь они предали нас, отказались от наших богов.

— У меня сердце обливается кровью, когда я слышу такое, — с ненавистью произнес Скирвайлис.

Впереди, на вершине холма, виднелся сложенный из камней жертвенник: мирно трепетал язычок пламени, сухие ветки горели почти без дыма.

При виде священного огня Скирвайлис испытал то же волнение, что и остальные жемайты, столь торжественным был этот миг. Они молча двигались к огню, опасаясь наступить на сухую ветку, чтобы не нарушить таинственную тишину. Казалось, тут незримо присутствуют боги, они прислушиваются к каждому звуку. Иначе стоило ли приносить им в жертву козлов, обращаться с мольбами?

Возле жертвенника уже суетился помощник жреца Карка. Тот самый, что был проводником князя Скирвайлиса в военных походах. Этому ловкому болтливому человеку удалось войти в доверие к жрецу, и он охотно помогал старику во время совершения обряда жертвоприношения.

Мужчины окружили кольцом жертвенник и смотрели на огонь, а босоногий мужик, пыхтя, продолжал тащить в гору козлов. Они упирались, блеяли, видимо, предчувствуя гибель. Но вот и этот человек протиснулся в круг, не выпуская из рук концы веревок.

Жрец встал на каменное возвышение, специально устроенное для этой цели, обвел взглядом собравшихся, прижал руки к груди, опустил голову и на минутку закрыл глаза. Пока он сосредоточивался, Карка показал знаками, что приносимых в жертву животных нужно подтолкнуть ближе к огню. Торжественная тишина время от времени оглашалась неприличным козлиным блеяньем, при этом одно из бедных животных справило естественную нужду. Гусь жался поближе к барану, будто ища в нем защиту. Человек в кожухе дергал за веревки и мычал — таким способом немой пытался усмирить животных.