Заложники

Довиле знала, что еще миг, и Шарунас, легонько оттолкнув ее, исчезнет в утренней дымке. Все это время она не выдавала своей тревоги, но теперь вдруг почувствовала, как леденящий холод сковывает не только душу, но и тело. Девушка крепко обхватила любимого и, захлебываясь слезами, громко простонала:

— Не пущу! Не исчезай больше, не хочу!

Увидев, как судорожно дергается лицо девушки, как она мнет пальцами на нем рубашку, Папоротник встревожился:

— Ну, успокойся! Будь умницей! Нас услышат!

Однако Довиле была глуха к его просьбе — сейчас она не слышала ни стука телеги, ни лая собаки в далекой усадьбе, ни самого Шарунаса.

— Почему я должна оставаться одна? Скажи — почему? — всхлипывала девушка.

— Возьми себя в руки, слышишь! Я к тебе скоро приду! — Шарунас гладил девушку по волосам, а глаза его в это время бегали по сторонам, изучая окрестность. — Ты же всегда была сильной, — сказал он, вырываясь из объятий подруги. — Что с тобой? Разве слезами нашему горю поможешь?

Решительно оттолкнув от себя девушку, он крикнул: «Прощай! До свидания!» — и по-звериному легкими шагами убежал в молочное марево, поднимающееся над сонными лугами.

* * *

Учительнице Мажримайте не давала покоя сцена, которую она видела в лесу. Двое связанных людей на коленях даже снились ей по ночам, только вместо девушки в синем жакетике была она сама. Бородатый мужик связывал ей грубой веревкой руки и при этом говорил что-то оскорбительное. И тогда учительница пустила в ход последнее спасительное средство. «А тебе известно, что Папоротник мой возлюбленный?! — выкрикнула она. — Он отомстит за меня!» «Наплевать мне на твоего Папоротника! Видали мы таких», — презрительно оборвал ее бородатый. Довиле отчаянно сопротивлялась и хотела громко позвать на помощь, но слова застревали у нее в горле. Когда же бандит оставил ее, девушка закричала и проснулась.

В тот же день, как только закончились уроки, Довиле отправилась в лес. Ей не сиделось дома, какая-то неведомая сила толкала к злополучному месту, где она видела тех несчастных людей. Вдруг она найдет там ответ на терзающий ее вопрос: что сталось в конце концов с девушкой в синем жакетике? Почему-то о мужчине молодая учительница не думала.

Девушка пошла той же дорогой, что и в тот раз. И снова встретила в березняке старика, который, сидя на пеньке, вязал веники. Можно было даже подумать, что веники — его единственное занятие. Однако на этот раз старик поднял голову и сердито посмотрел на учительницу. «Что, если он следит за каждым, кто приходит в лес, а потом докладывает кому-то?» — подумала Довиле и все равно не изменила своего намерения.

Миновав еловую аллею, она внимательно оглядела Жертвенный Холм. Учительница, как ищейка, старалась найти хотя бы малейшие признаки, по которым можно было бы восстановить в памяти дорогу к тому месту. Девушка вспомнила, что, пробираясь с Шарунасом в чащобу, они спустились с поросшего высокими соснами косогора. Правда, к лесному ручью они не приближались, зато видели, как он петляет между деревьями. Именно неподалеку оттуда и устроился со своей немудреной техникой самогонщик. Вот и елочка, за которой пряталась тогда Довиле. Однако полянка, где стояли на коленях связанные пленники, была сейчас пуста — чернели издалека четыре закопченных валуна да куча золы. И все. Разве что чуть сильнее примят в том месте мох. Довиле подняла голову и похолодела, на желтом стволе могучей сосны топором был вырублен крест. Зарубки были сделаны глубоко, до белой сердцевины. Девушка посмотрела на соседние деревья: на двух из них слезами стекала смола с таких же зловещих знаков. Не иначе их вырезал потрясенный увиденным самогонщик. Может, он сам и закопал где-нибудь неподалеку тела жертв? Так никто и не узнает, где находятся могилы страдальцев. Пугливо озираясь, девушка повернула назад. Порой она принималась бежать, будто спасаясь от погони, и перевела дух только возле каменной ограды деревенского погоста. «Бояться следует не мертвых, а живых», — вспомнила Довиле слова, которые сама же сказала здесь недавно Шарунасу.

IX

Лето Довиле провела в Вильнюсе, где сдавала сессию на заочном отделении института. Затем решила отдохнуть немного в родительском доме и лишь в последнюю неделю августа стала собираться в Луксненай. Отец заложил праздничную бричку, запряг сивую кобылку, они уселись на высоком мягком облучке и отправились в путь. Беседуя о том о сем, незаметно добрались до городка Кликунай, лошадь пошла по разбитой булыжной мостовой шагом, а когда улица кончилась и снова начался большак, путешественников обогнали два грузовика, забитые вооруженными мужчинами. В одном из них торчала над бортом кузова голова овчарки.

Довиле показалось, что среди тех вооруженных людей был и Пятрас Жичкус. Правда, она не могла толком ничего увидеть, так быстро промчались мимо машины, обдав их облаком густой пыли.

— Видать, лес прочесывать будут, — заметил отец, глядя прищурившись вслед удаляющимся грузовикам.