Заложники

В ту же секунду Тамара бросилась и схватила зачарованной перчаткой кого-то невидимого и лёгкого. Вытащив отчаянно трепыхающуюся сущность наружу, она прочла заклинание принудительной видимости для пленника.

И тут же замерла с открытым от удивления ртом. Она держала за шиворот… мальчишку! Перемазанный до черноты в саже лицом и волосами, специально скрученными на голове двумя вихрами в виде рожек, и всё-таки это был простой мальчишка. Тамара захлопнула рот и внимательно его рассмотрела.

На вид ему было около шести-семи лет, небольшого росточка и щуплый, из-под задравшейся вверх перепачканной рубашечки выглядывала часть чёрной татуировки, полосами идущей до самого пупка. Этот рисунок о-очень не понравился Тамаре. Но задрать рубашечку выше и рассмотреть его полностью ведьма не могла: вторую перчатку она не успела сделать.

Пацанёнок не оставлял попыток вывернуться из её хватки, трепыхался и молча зло сверкал на неё глазами с жёлтым светом, точь-в-точь как у знахаря. Но по его дрожащим губам девушка поняла, что мальчишка готов вот-вот разреветься. Она легонько встряхнула его и строго спросила:

– Как тебя зовут, и чего ты хочешь? – выкидывать на улицу ребёнка она пока передумала.

– Отпусти! Проклятая баба! Дура! Ненавижу! – срывающимся от обиды голосом крикнул он ей в лицо.

Тамара вздохнула от окативших её холодом негативных эмоций парнишки. Именно их она почувствовала, когда впервые увидела этот дом – по-детски острая и до злых слёз затаённая на весь мир обида.

– Ну, всё, хватит. Отпусти мальца, – прозвучал за спиной голос Михаила Ивановича, и ей предупреждающе на плечо легла по-мужски тяжёлая ладонь знахаря.

Тамара легонько встряхнула мальчика и строго сказала:

– Значит так, дорогой. Правила такие – портить вещи и технику нельзя, играть нужно во дворе. Я понятно говорю?

Тот продолжал вырываться, зло буравя её глазами и упрямо ей не отвечал. Но теперь вместе с губами у него дрожал ещё и подбородок. Тамара вздохнула и отпустила ребёнка. Мальчик тут же нырнул в сумрак, становясь опять невидимым, и бросился вон из дома, напоследок громко бахнув входной дверью. Тут же со двора донеслись резкие лязгающие звуки.

– По ведру палкой колотит, злость вымещает, – сказал Михаил Иванович, – Ничего, скоро успокоится.

Тамара выбросила зачарованную перчатку в мусорное ведро: ещё раз использовать её она была не намерена. Девушка повернулась к знахарю и вопросительно приподняла одну бровь.

– Садись на диван. Про меня ты подсмотрела, а про него я тебе сам покажу.

Тамара повиновалась. Знахарь дотронулся большим пальцем до её лба, и она ухнула в картинки чужой памяти.

Глава 6

В палате остро пахло лекарствами, кровью, гноем и спиртом. От этих запахов кашель раздирал его грудь ещё сильнее, словно зверь, пытающийся выбраться наружу. Но он старательно сдерживал его, зная, что станет только хуже. Стоит кашлю только позволить прорваться, и он удушающими волнами до крови по губам станет терзать его, пока не придёт санитарная сестра и не вольёт ему в рот горькую микстуру.

В дверях палаты стояла его мать и о чём-то тихо разговаривала с молодым высоким доктором. Отец ушёл задолго раньше, даже не заглянув к нему в палату, и громко зло прошипел жене напоследок:

– Ещё один дохляк! Не можешь нормального крепкого сына мне родить, проклятая баба!

После этого мать посмотрела на сына такими глазами, что мальчик ощутил себя где-то очень сильно провинившимся и сжался от стыда на кровати. Но в чём же его вина, он понять никак не мог.

Мать поговорила с врачом и ушла, больше не взглянув на него. Доктор зашёл в палату и устало улыбнулся мальчику:

– Ну-с, Мишенька, как у нас сегодня дела?

Мальчик по-цыплячьи вытянул шею, заглядывая ему за спину и надеясь, что мать не совсем ушла и сейчас вернётся, но её всё не было и не было. От этих простых движений кашель снова прорвался и заставил его биться до судорог, выхаркивая из себя сгустки крови.

– Ну-ну, не надо так… Сестра! Сестра! – закричал доктор, повернул мальчика на бок, и принялся успокаивающе похлопывать по спине.

Мишеньке нравился этот добрый доктор. Его мягкие руки действовали порой лучше горькой микстуры, и злой кашель ненадолго выпускал мальчика из своих когтей, оставляя после себя булькотание, сипение и свист.

– Только зря лекарства переводим… – сказала пожилая медсестра, принеся микстуру, но наткнувшись на строгий взгляд доктора, осеклась и замолчала.

Доктор забрал у неё флакон и сам влил в рот извивающемуся в приступе мальчику лекарство. Он продолжал держать и гладить его по спине, пока оно не подействовало, и приступ не отступил.

– Ну, вот, Мишенька. Тебе уже намного лучше, – сказал доктор, – Ещё чуть-чуть и ты поправишься. Тогда мы выпишем тебя домой.

Но по его печальному взгляду мальчик понял, что это ложь. Ему было жаль расстраивать этого доброго усталого молодого мужчину, и он попытался улыбнуться ему, делая вид, что верит.