– Молодец, что можешь за себя постоять, – улыбнулся он. – Конечно, я никому не скажу... Не знаешь, концерт скоро кончится?– Скоро... – Она подняла на него ясные синие глаза, и Денис с невольной жалостью подумал, что девочка выглядит старше своих лет, никак не на четырнадцать... Заведующая говорила ему, что в их детдоме дети живут только до четырнадцати лет, после чего их переводят туда, где, как она сказала, «содержатся» старшие... Да, сиротская жизнь накладывает свой отпечаток.
– Дяденька, а дяденька! – Он слегка вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей, и вопросительно посмотрел на Майю. – Проводите меня, пожалуйста. Я выступаю в самом конце, стихи читаю... А эти меня наверняка где-нибудь подстерегут!
– Пошли, – сочувственно кивнул Денис, напрочь забывший про туалет. – Тебе прямо в зал?
– Нет, видите, там рядом дверь?.. Она за кулисы ведет... Но вообще-то и через зал можно, там ступеньки на сцену есть...
– Давай-ка лучше через зал, – вздохнул Грязнов-младший. – А то меня там уже друг заждался.
«Друг», на самом деле менее всего способный в этот момент на дружеские чувства, его действительно заждался, уже почти уверенный, что Денис сбежал.
В зале сделалось невыносимо душно, а свободные места отсутствовали из-за обилия маленьких зрителей, восхищенно смотревших на сцену и никакой духоты не замечавших. Александр Борисович вздохнул, представив, что именно скажет ему Ирина, если ему вообще удастся объявиться у нее до обеда, и счел за благо присесть на корточки. Спектакльконцерт из такого положения ему виден не был, так же как и маленькие артисты. Зато Дениса, вошедшего в зал на пару с белокурой девчонкой, он увидел сразу. Ну пусть только закончится это так называемое мероприятие, покажет он, где раки зимуют, и Денису, и Меркулову... Вот почему Костя был вчера так уверен, что раньше середины дня Турецкий в Генпрокуратуре не объявится!..
В этот момент произошло нечто заставившее Александра Борисовича насторожиться и отвлечься от своих мстительных размышлений.
В зале как будто ничего не изменилось, разве что тишина, нарушаемая до этого звуками, характерными для детской аудитории, не способной, как известно, сидеть смирно и не шевелясь дольше пяти минут, вдруг сделалась действительно тишиной. А интуиция Турецкого, отточенная за долгие годы работы, напротив, подала сигнал тревоги – довольно отчетливый...
Бросив быстрый взгляд на уже стоявшего рядом с ним Дениса, Александр Борисович понял, что не ошибся: лицо Грязнова-младшего белело на глазах, напряженный взгляд был устремлен на сцену... Турецкий, слегка приподнявшись, проследил за ним.
А на сцене и впрямь происходило нечто никем и ничем не предусмотренное... Маленький мальчик, видимо только что произносивший свой текст, слегка приоткрыв рот, смотрел на внезапно объявившуюся рядом с ним девочку... Или девушку?.. В ней Турецкий узнал спутницу Дениса, вошедшую с тем в зал.Девушка была неестественно бледна. Слегка оттолкнув малыша, она шагнула к краю маленькой сцены:
– Сейчас, – произнесла Майя звенящим голосом, – я прочту вам замечательные стихи о маме...
Денис скользнул прищуренными глазами в сторону зрителей, тоже ощутив всей шкурой сигнал тревоги, но пока еще не понимая, что происходит. Судя по всему, этого не понимал не он один: на лице Натальи Павловны, повернувшейся в этот момент к сидевшей позади нее женщине, видимо воспитательнице, читалось глубокое недоумение. В тишине, установившейся после фразы, произнесенной Майей, отчетливо послышался голос заведующей:
– Что это за девочка? Из какой группы?..
Ответом ей было недоуменное пожатие плеч. Ни на то, что происходит в зале, ни на своего спасителя девушка никакого внимания не обратила, она действительно начала декламировать:
– «Мне мама приносила игрушки, конфеты, но маму люблю я совсем не за это. – Щеки Майи слегка порозовели, а тишина в зале сделалась абсолютной... Если и была здесь, в детском доме, запретная тема, то девушка выбрала ее безошибочно... – Веселые песни она напевает, нам скучно вдвоем никогда не бывает!..»
Она читала, кажется, бесконечно долго, и смутная мысль, забрезжившая у Александра Борисовича, заставившая его внутренне содрогнуться, еще не успела оформиться, когда он уже повернулся к замершему на месте Денису, а в онемевшем зале раздался скрип стула: с места вскочила заведующая...– Сидеть! – Майя оборвала себя на полуслове и, прищурив глаза, впилась взглядом в лицо Натальи Павловны. – Сидеть, я сказала, иначе все взлетите на воздух!..
Едва заметным движением девушка задрала куртку, и заведующая, ахнув, упала на стул, вскрикнул кто-то из старших детей.