Заложники Древа Сефирот

Он странно одет, что это за одежда? Арсений уже и забыл, что такая одежда, как фланелевая пижама, бывает. Забыл. А память, как оказалось, поместила это в картотеку ценных воспоминаний. В руках книга, он пытается читать, чтобы нырнуть в дебри книжных событий и сбежать, сбежать от реальности, но к реальности его возвращает скрип пружин металлической провисшей сетки кровати и запах. Как же здесь отвратительно пахнет, здесь пахнет смертью. А говорят, что смерть соблазнительна, притягательна, и если заглянуть ей в глаза, то можно заблудиться в глубоководном омуте смертельной тяги. Тяги к запредельной, головокружительной свободе, к полету разума, смешанного блендером фантазий и видений. Видений абстрактных и неустойчивых, как само человеческое бытие. Прозаичность существования человека компенсирует лишь она – ее величество королева смерть. Ее приход, ее выбор, ее путь неведом простому человеку, не обсуждаем и возможно ли этому сопротивляться? Но. запах, запах в онкологическом центре был просто чудовищным. Смесь запаха дряхлеющей и заживо гниющей плоти, замешанный на испуге и обреченности, жертвенной лжи и притворной борьбы медицинских технологий. Эти белохалатные человечки с серьезными лицами несли свою службу, подобно жрецам культа древних богов, выполняя ежедневные ритуалы безо всякой надежды на победу, над той, кого они не ведали, преодолеть силу которой с помощью мудреных технологий и аппаратных воздействий было невозможно. Но бои велись ежедневно, бессмысленные и беспощадные схватки с той, которая чаще всего все-таки побеждала. Арсений посмотрел беглым взглядом на бумаги, лежащие на прикроватной больничной тумбочке. Диагноз, назначение, химиотерапия. Он смотрел на них и думал, что это написано не про него, а про какого-то другого Арсения. Это не про него. А что про него? Арсений посмотрел в окно, за окном была другая реальность, мир, который был прямо перпендикулярен той реальности, где находился сейчас Арсений. Там за окном властвовала жизнь, она дышала голубизной неба и белоснежными облаками, она манила слепящим весенним полуденным солнцем, она кричала о том, что она есть, цветущими яблочно-вишневыми букетами. Она кружила голову ароматом весеннего цветения. Это был другой запах: искристый, будоражащий, зажигающий кровь, заставляющий кипеть и бурлить, возрождаться и расцветать каждую клеточку организма. Жизнь в беспорядочном чириканье птиц, жизнь в набухших бутонах сирени, жизнь в пробивающихся через асфальт запоздалых робко радостных одуванчиков. Земля оживала, гудела и ликовала. Арсению было тогда 18 лет, и жизнь захватила и завлекла его гораздо сильнее. Он вдруг понял, как же сильно ему хочется жить. Жизнь манила его: вставай, иди, я жду тебя, я твоя, я твоя жизнь, я не готова расставаться с тобой. Только встань, встань и иди! Арсений встал, смял в комок бумаги, небрежно и жестко бросил их в угол палаты и вышел из больницы. Просто взял и вышел, так, как был – в тапочках и фланелевой грязно бежевой бесформенной пижаме. Земное тепло мягкой блуждающей поволокой потянулось по ногам, заполняя кровеносные сосуды. Арсений ликовал, он жил, он дышал сиренью и вишней. Он шел по земле, купаясь в весенних струйках солнечных лучей. В тапочках и пижаме он сел в троллейбус и уехал, уехал туда, где жизнь, вернулся в жизнь и к жизни. Никакого лечения, просто взять и забыть про диагноз навсегда. «Ведь это не про меня», – думал Арсений. Полгода спустя, когда ему пришлось столкнуться с медиками на профессиональном осмотре, они были невероятно удивлены, не обнаружив даже следов болезни. Арсений просто жил.

– Я Арсений Топов, я знаком со смертью и знаю цену жизни. Я смог выбрать жизнь.

– Прекрасно, давайте продолжим, если вы готовы, кто следующий?

– Меня зовут Антон Голубицкий.

Воспоминания Антона Голубицкого