Заложники любви

— Понимаете, каждый ребенок о чем-то мечтает… Кто-то хочет стать моряком, кто-то хочет стать космонавтом, а может, кто-то никем не хочет стать и мечтает, как будет лежать всю жизнь на диване и есть конфеты и хурму. Взрослые тоже мечтают. Когда я был в армии, у каждого моего товарища была невеста или просто девушка… У меня тоже до армии были знакомые девушки, но это все было по-другому, и в армии я ни о ком не вспоминал. Товарищи рассказывали о своих невестах, носили фотографии с собой. У меня никого не было. Но я мечтал. Я мечтал, что встречу девушку, которая станет моей невестой, потом женой, потом матерью моих детей, бабушкой моих внуков, родоначальницей целого рода… Я видел эту девушку так отчетливо, что если б я был художником, то нарисовал бы ее. И если б вы посмотрели на этот портрет, то сказали бы, что я нарисовал вас. Когда я увидел вас, мне стало страшно, потому что я знаю — ничто не сбывается так, как мечтаешь. Мечты мечтами, а жизнь есть жизнь. Я даже сперва подумал, что вы мне привиделись. Как привидение… Я боюсь, что вы, как привидение, растаете, исчезнете… Не исчезайте — мне будет очень тяжело, очень плохо…

— Почему я должна исчезать? — удивленно вскинула брови девушка. — Я здесь каждый день отдыхаю под этим тентом.

Ираклий и сам не помнил, какими словами он убедил Тину пойти пообедать. Он очень удивился, когда узнал, что это первый ее выход в ресторан.

Едва они вошли, высокий полный официант подошел к Ираклию, обнял его за плечи и с ласковой улыбкой начал что-то говорить по-грузински, ни разу при этом не взглянув на Тину. Но она не почувствовала никакой обиды. Напротив, ей почему-то было ясно, что на нее не смотрят из деликатности, чтоб не смущать.

Словно по волшебству на столике появились закуски, ваза с фруктами, хрустальные бокалы, тяжелые мельхиоровые приборы, горячий лаваш, нарезанный полосками и укрытый салфеткой. Толстый официант почтительно, как настоящей даме, показал этикетку шампанского. Бутылка была укутана в салфетку. Тина лишь в последнее мгновение сообразила, что следует как-то среагировать, и величественно, как ей показалось, кивнула. Официант с чрезвычайной ловкостью бесшумно открыл бутылку, обтер горлышко салфеткой и налил шампанское в высокие хрустальные бокалы.

Тина выпила целых два фужера. Это придало ей уверенности. Она чувствовала себя совершенно пропащей. Ираклий, которому внутренний голос сказал, что это необычайная девушка, изо всех сил старался относиться к ней как-то по-другому, не так, как к другим девушкам. Предупреждал любое ее желание, но когда она протянула руку за сигаретами, Ираклий мягко, но решительно накрыл пачку загорелой ладонью и сказал:

— Не надо. Пожалуйста. Вы же не курите. Не стоит привыкать.

Тина приготовилась было «пропадать совсем», но обед закончился неожиданно быстро. Ираклий отвез Тину домой, пообещав зайти за ней вечером.

Во время очередного ночного свидания жена высокопоставленного чиновника спросила у Ираклия, что это за девушка, с которой она видела его в городе вот уже три раза подряд. Ираклий нахмурился, привстал, опершись локтем на подушку, долго смотрел в веселые глаза женщины и потом сказал:

— Если ты хочешь, чтобы мы встречались, никогда больше не говори об этой девушке.

Женщина хотела в ответ пошутить, но, внимательнее всмотревшись в его лицо, промолчала и обняла его за шею мягкой, налитой рукой…

Перед своим отъездом на учебу Ираклий Мелашвили с друзьями отправился к Крестовому перевалу в горное селение, расположенное в 112 километрах от Тбилиси, за барашком. В том горном селении жили дед и бабушка одного из его друзей. Дорогой они весело болтали, обсуждая предстоящий праздник. Готовились торжественные проводы Ираклия в Москву.

Горы были еще совсем зеленые, ветви яблонь, груш и айвы в садах гнулись под тяжестью плодов, начинала румяниться хурма, наливался виноград. Было тепло. Но летние, августовские жары прошли, и встречный ветерок не обжигал, а ласкал лица друзей.

Хорошо отлаженный двигатель «Жигулей» уютно урчал, еле слышно шуршали шины по ровному асфальту Военно-Грузинской дороги, не мешая разговору, звучала музыка. Настроение у всех было прекрасное, и в веселом разговоре друзья решили купить не одного, а двух барашков.

Дедушка товарища был уважаемый человек, известный во всем районе. Он не ждал внука, потому что в горах нет телефона. Когда к его дому подъехала машина с молодежью, он брился, чтобы поехать в районный центр в больницу, подобрать очки. У него на семьдесят третьем году жизни началась старческая дальнозоркость.

Услышав автомобильный гудок, он резво спустился с галереи второго этажа, где брился, как и был с одной выбритой, а с другой намыленной щекой. Он забыл о мыле.

Он сперва открыл железные, разукрашенные местным сварщиком ворота, впустил во двор машину, потом, скупо, расставляя руки, начал крепко обнимать внука и его друзей, пачкая всех мыльной пеной. Все долго смеялись по этому поводу, показывая друг на друга пальцами. Смеялся и дед. Его звали Александр.