Заложники любви

   —  Детям помочь надо. А с пенсии о том даже думать смешно. Оно и работа обычная. На прежней куда круче доставалось. Ночью покоя не было. Главное там порядок наладить. Потом уже все проще будет,— взялся за ложку и вздрогнул от телефонного звонка.

   —  Да, я слушаю! — узнал Лукич голос вахтера общежития.

   —  Драку разогнали на третьем этаже. Твои ребята помогли, из милиции. Трое приезжали, я вызывал. Двоих забрали. С ними разберутся. Ну, да, самых забияк с одной и другой комнат поувозили. Теперь тихо. Оставшиеся уже мирятся. За одним столом сидят. Не-ет, водку не пьют. Девки их чаем поют. Улаживают ссору, ведь из-за них все началось. Вот и зализывают свою срань...

   Егор Лукич, слушая вахтера, душой почувствовал, что тот чего-то не договаривает. Ну, чего трезвонить коли все улажено. Значит, случилось худшее, о чем не хочется говорить сразу. Так оно и получилось.

   Вахтер помялся, словно набирался решимости, а потом выпалил одним духом:

  —   Приехал бы ты!

  —   Зачем?

  —   Да Катька Лапшина в петлю влезла!

   —  Как? — подавился воздухом Егор.

  —   Головой! Как еще?

  —   Насмерть?

   —  Да вот откачивают ее бабы. Вой на всю общагу стоит. И мне не велят «неотложку» вызывать.

  —   Почему?

   —  Какую-то последнюю записку нашли. Если выживет, врачи девку до гроба в дурдом законопатят. А бабам Катьку жаль. А что как не спасут ее? — выдал себя заикаясь.

   Егор так бы и выскочил в домашних тапках, если бы не жена. Она у двери остановила, указала и попросила:

   —  Береги себя...

   Титов уже через пяток минут был на месте. Катька Лапшина еще не пришла в сознание, но уже начала дышать. Бледное лицо девчонки было похоже на маску. Возле нее суетились трое женщин. Средь них заводская фельдшер. Бабы делали искусственное дыхание, массаж, ложили примочки, брызгали в лицо Кате холодной водой, тормошили, звали, хлопали по щекам.

   Егору дали последнюю записку девчонки:

   —  В моей смерти никого не вините, я ухожу сама. Жить не хочу! Меня опозорили. А человек, какого любила, оставил меня одну с тремя насильниками. Он убежал как последний трус, не пошевелил пальцем, чтобы помочь и выручить меня. Я любила, но человек того не был достоин. Я опозорена им и теми, кто осквернил и глумился надо мной. Больше не хочу жить. Нет людей, вокруг одни подонки и негодяи. Нет любимого!

А зачем жить? Я никому не нужна! Выходит, меня никто не любил. Мне не с кем прощаться и некого помнить. Я счастлива, что ухожу от всех сразу. И не плачьте, никому не поверю, ведь меня предали все! Катя.

   —  Вот так финт! А мы причем? Кто эти трое? Кто тот сбежавший любимый? — глянул Егор в открывшиеся глаза девчонки, они были полны слез.

   —  Дура! — вырвалось у человека с обидой.

  —   Зачем вы спасли? — сказала та еле слышно.

   —  В больницу ее! — потребовал Егор.

   —  Остыньте, Лукич! В психушку увезут,— останавливала фельдшер.

   —  Замолчать! Или хотите, чтоб те трое гуляли на воле безнаказанно! Не бывать такому!

   —  А ты подумал об огласке. Ведь Кате после суда в городе нигде не покажись. Все станут смеяться над нею, показывать пальцами и называть так, что она снова в петлю полезет или что-нибудь худшее утворит над собой.

   —  Давайте смолчим! А кого завтра поймает хулиганье? Тебя или тебя? Вы тоже станете молчать? Нет, таких гадов сразу надо к ногтю и давить, как паразитов!— позвонил на «скорую». И тут же сообщил о случившемся в милицию.

   Лапшину вскоре увезли. И все женщины стали ждать, найдет ли милиция Катиных обидчиков.

   Как не удивительно, их всех троих взяли под стражу уже вечером следующего дня. А вот любимый исчез из города. Уехал, или отсиживался у друзей или родни, не знал никто.

   Он оказался сыном большого начальника и, как сказал папаша, в личную жизнь своего сына он не лез и о девушке по имени Катя ничего не слышал.

   —  Ну, что ж! Значит, так тому и быть! Влетела ты, девочка в неприятность, но зато от беды избавилась. Не станешь женой козла! Ведь если он тебя невестою бросил, оставил один на один с негодяями, что было бы в жизни? Да разве можно на него положиться? Так пусть лучше сразу определится, кто есть кто? — сказал Лукич Кате, навестив ее в больнице.

   Этот день с самого утра выдался суматошным. Титов едва успел успокоить женщин, сказав, что Лапшина уже пришла в сознание, дала показания следователю и теперь уже пьет бульон, ест манную кашу, как ему передали, что его разыскивает Симка.

   О завхозе Егор Лукич был наслышан немало. Лишь мельком увидев ее в первый день, понял, что эта баба тертая. Свое из горла вырвет. А уж если решит чего-то добиться, любого наизнанку вывернет.

   —  Ну, чего лбом ворота пробиваешь? Какая срочность приключилась? Я же сказал, провести на складе инвентаризацию, подготовить отчет. Потом сверка пройдет, там и решим, как дальше работать будем. Чего бежать впереди паровоза зная, что все равно не обогнать.

   —  Лукич, да я спросить хочу, оставите меня тут иль новое место мне подыскивать,— подкралась поближе и словно ненароком коснулась его плеча.

   Егор усмехнулся, подумав: