Заложники любви

   —  Алеша? Ты? — вдавилась в койку от страха. Ей не верилось. Ведь мертвые не оживают. Прошло больше десяти лет, как он погиб... Даже мать смирилась с его смертью. И только Ксеня ждала.

    — Я вернулся! К тебе пришел! Насовсем! — протянул к ней руки, помог встать.

    — Алеша! Это ты? — не верила глазам.

   —  Я, Ксюша!

    — Откуда? Ты воскрес? — оглядела человека и увидела, что он не в военной форме, а в гражданской одежде, серой, изрядно поношенной, в грубых сапогах, в каких прошел очень долгий путь.

    — Где ты был так долго?

   —  В Чечне.

   —  Столько лет! Почему молчал, что живой? Ведь я ставила свечи и поминала тебя как мертвого.

    — Меня все посчитали погибшим,— ответил, присев на край постели.

    — Алешка, это не сон? — ощупала человека.

    — Нет. Я и вправду живой!—усмехнулся невесело.

   —  Ты попал в беду?

    — Меня украли,— ответил коротко.

    — Как? — не поняла баба.

    — Очень просто. Я охранял склад. Ко мне подкрались сзади неслышно, чем-то треснули по голове, оглушили и унесли в машину. Я за всю дорогу не очухался. Когда пришел в себя, уже оказался в глухой, горной деревне за много километров от своей части.

  —   А зачем тебя украли?

   —  Черт знает! Но менять меня ни на кого не собирались. И почти сразу заставили помогать в огороде, потом строили дома,— рассказывал вяло.

   —  Короче, сделали из тебя раба?

  —   Вот этого не надо. Я жил в доме, совсем нормально, меня кормили тем, что ели сами. Я мылся в бане, спал в постели, не на полу.

  —   Почему ты молчал?

   —  Пойми, Ксюша! Это был глухой аул, где нет понятия о почте и письмах. С кем бы я его отправил? С первой вороной? Там, если хочешь жить, не дергайся! Меня тоже могли убить много раз. Только я не давал им повода.

  —   Ты не пытался бежать?

   —  А куда? Ведь не знал, где нахожусь. Меня никто не искал. Никому не стал нужен. Списать в мертвые оказалось куда удобнее и проще. Я понимал, что из-за меня никто не попрется в горы искать. Как-то тяжко было смириться, что я тут до смерти, навсегда.

   —  Ну, они же выезжали из той деревни?

   —  Только не для того, чтобы вывезти меня.

  —   Тебя там били?

   —  Нет! Зря врать не буду. Никто не обижал. Даже словом не оскорбили.

   —  А все говорят, что в Чечне над рабами глумятся.

   —  Я не был рабом...

  —   А кем? Неужели из тебя сделали хозяина?

   —  Да как тебе объяснить вернее и понятнее! В общем, я стал мусульманином, принял их веру! — почувствовал, как Ксенья резко отпрянула, отодвинулась от него.

   —  Эх-х, Ксюша! Когда попадешь в такую переделку, все начинаешь осмысливать иначе. И Богу было видно, почему вот так пришлось. Я не глумился над верой и остался прежним.

   —  Ты Богоотступник! Не выдержал испытания.

   —  Ксенья, остановись. Вспомни, сегодня Пасха. Нельзя браниться.

  —   Ты, прав. Прости меня! — погладила плечо Алешки.

   —  Знаешь, сколько раз я мечтал попасть в наш город, к тебе, к матери, к друзьям. Ты даже не представляешь, в какой дикости живут там люди. Ни врачей, ни учителей нет. Все как в пещере.

   —  Алеш, скажи честно, у тебя была женщина? — заметила аккуратную заплатку на пиджаке.

   Человек покраснел смутившись:

   —  Да, я женат.

   —  Дети есть?

   —  Двое сыновей. Старшему десять, младшему восемь лет,— ответил, откашлявшись, и стыдливо отвернулся.

   —  Десять лет! Выходит, ты женился сразу, как только попал в тот аул?

   —  Вскоре все получилось. Мадина была дочерью моего хозяина, и я ей понравился. Когда мы породнились, мне кое-что отошло, я тоже стал хозяином, пусть мелким, но здесь у меня и этого не было. Теперь свои три отары овец. Я считаюсь крепким хозяином. Есть деньги, много! Но я все оставил и приехал к тебе.

  —   Зачем?

   —  Я хочу остаться с тобой навсегда!

   —  Алеша! Ты все забыл. И меня тоже!

   —  Ксюш! О чем говоришь? Я вот он, с тобой! Все помню! Это ты проснись! Я вернулся, приехал к тебе! Почему не радуешься?

   —  Но ты оставил двоих детей!

   —  Они уже большие! Пасут отары в горах! Настоящие мужчины! Никого не боятся!

   —  Алешка, ты негодяй!

   —  Почему? — удивился человек. Он хотел обнять Ксенью, а тут невольно отдернул руку, насторожился:

   —  Ты не просто негодяй, а и трус, предатель,— отвернулась Ксенья к окну:

   —  Столько лет молчал! Я не верю, что не имел возможности черкнуть хоть пару строк матери!

   —  Ей я писал. Уж не знаю, получила ли она, но я ответа от нее и не ждал. Ей отправил три письма, какое-то из них должно было прорваться.

   —  То-то она уговаривала меня снять траур и больше не ждать тебя. Выходит, она получила письмо, но мне о том промолчала. Эх-х, вы! Нелюди! Ни жить, ни умереть достойно не умеете! Ты отнял у меня все! Жизнь и любовь! Исковеркал всю мою судьбу, измучил, лишил радостей и света! Я просила Бога, чтоб сберег душу твою, молила, как о погибшем, любимом!—упрекала баба.

   —  Ксюш! Но я живой! И весь твой со всеми своими потрохами! Разве это плохо?

   —  Лучше б я тебя не видела!

  —   Почему?

   —  Не каждому стоит оживать!

   —  Я ж насовсем вернулся! К тебе!

   —  Ты уже однажды клялся, что одну меня любишь! Обещал вернуться, называл женой и я поверила! Ждала вернее собаки. А ты с кем был?

   —  Я вернулся, как и обещал!