Заложники пустоты

– Ты же знаешь, нам не всё объясняют, – Кауфман выразился довольно странно, но Холодов, похоже, его понял. – Какие соображения? Что ломают ребята Моратти?

– Это могут быть и не они. Веских доказательств у нас нет.

– Доказательства есть: ни у кого другого просто духу не хватило бы на подобную авантюру. И всё же – зачем им понадобились наши спутники?

Холодов замолчал. Вопрос явно не требовал ответа, Макс разговаривал сам с собой. Он думал, что могло послужить причиной столь странных действий Ника Моратти, и ответа не находил. Вариантов может быть масса, но не стоит усложнять жизнь. Еще старина Оккам это придумал.

Нет ничего странного в том, что мотивы Моратти непонятны, но это не его стиль. Вот лихо ударить тактическим ядерным зарядом по куполу Станции в его манере. А захват спутников корпорации, тихая операция, вроде бы не несущая никакой выгоды… Конечно, просить о помощи Моратти не стал бы в любом случае. И Кауфман скорее отрезал бы себе обе руки, чем помог ему хотя бы в чем-то. Но ведь «Науком» – это не Кауфман. «Науком» открыт для сотрудничества, корпорация искренне – и не очень, что уж греха таить, – пытается помочь миру начать жить заново.

Ответ – самый простой и, вероятно, правильный – лежал на поверхности. Спутники использовал не Моратти. Кто-то водит за нос Ника, а заодно и машинистов Холодова.

– Это не они, – постукивая пальцем по столешнице, произнес Мертвый.

– Только что ты утверждал обратное, – заметил президент «Науком».

– Нет, – отрезал Кауфман и, поднявшись, снова подошел к прозрачной стене.

Холодов поднял со стола распечатку, на которую то и дело бросал взгляд, и подошел к Мертвому.

– Почему ты так настойчиво не пользуешься цифровыми копиями? Теперь-то можно…

Мёртвый ничего не ответил, только плотней сжал губы.

– Ты выбрал этот проект? – спросил Игорь Александрович, протягивая лист Кауфману.

– Я еще ничего не выбрал. Но ты, как всегда, останавливаешься на самых безумных вариантах. Можно было бы восстановить «Подсолнух»…

– Зачем? Мир меняется. Мы – тоже.

– Да, действительно, – тон Мёртвого стал мрачен. Точнее – мрачней, чем обычно. А потом, не делая паузы, он вернулся к обсуждаемой теме. – Попытка захвата спутников – дело рук ломщиков Моратти, это очевидно. Он наверняка надеется с их помощью получить доступ к сети Станции. Но вот управляет спутниками кто-то другой. Третья сила, так сказать. Возможно, машинисты Моратти ничего не могут с ними поделать. Не исключаю, они пока не в курсе, что их кинули. Это всё не важно. Меня интересует другой вопрос – для чего хотят использовать наши спутники?

– Именно поэтому я и прилетел сюда. Мы… Извини.

Холодов как-то неестественно закатил глаза и легонько ударил указательным пальцем правой руки о штанину. Вызов, пришедший на «балалайку».

Сейчас Макс мог позволить себе вживить «гнездо», теперь у него появилась возможность пользоваться сетью в полной мере. Десять лет полной свободы. Почти четыре из которых уже прошли, напомнил он себе. Сегодня у него есть все. Осталось только выбрать, в какую сторону двигаться. А втыкать в собственную голову какие-то железки он не собирался в любом случае.

Игорь сказал, мы меняемся. Мир изменился, мир стал совсем плох. Только полигон № 13 корпорации «Науком» и Анклав Москва жили относительно нормальной жизнью.

На Станции работа кипела. Там всем приходилось меняться, новые миры – изменят кого угодно. Но здесь, в Москве…

Мертвый смотрел на свой Анклав. На свой мир. Последнее время он часто делал стены прозрачными и любовался видами вверенного ему Анклава. Завоеванного им Анклава.

Он был здесь полновластным хозяином и не собирался что-то менять. Его боялись. Но уважали. Безы его СБА преданы ему до последнего вздоха, они уверены в нём. Они знают, что с Максимилианом Кауфманом их работа останется высокооплачиваемой, а их семьи не будут ни в чем нуждаться. Даже конторщики, бандиты, с которыми иногда воюют его безы, ненавидящие Кауфмана на словах, молили своих богов, чтобы завтра не стало хуже, чтобы Мёртвый и дальше правил Анклавом.

Потому что хуже было везде. Прямо за бетонной стеной, окружающей Анклав, было намного хуже, чем внутри неё. И люди понимали, что это заслуга Мёртвого. Мёртвый – это стабильность.

Только эта стабильность постепенно начинает надоедать. Почти четыре года прошло, а какой результат?

Кауфман положил ладони на стекло, ощущая прохладу – теперь можно не носить перчатки: стигмы сошли с кистей рук. Какой путь выбрать: можно стать настоящим дьяволом и показать миру, на что он способен; а можно сделаться богом и всех облагодетельствовать. И ведь есть возможность осуществить и то, и другое.

Он не мог решиться три года. Он, Максимилиан Кауфман, славившийся своей решимостью и несгибаемой волей, не может выбрать из двух вариантов.

Мертвый покачал головой. Может, получив свободу, он чего-то лишился? Когда выполнял долг, он видел цель, знал, для чего стремится к ней. А теперь? У него никогда не было собственных целей, а когда пришло время обрести свободу, оказалось, что придумать их не так-то и просто.