Заложники Рока

— Я назвал бы множество причин, ваше величество, — тихо, но твердо отвечал гуль, — если бы мы остались наедине. Пока же я взываю к вашему милосердию и здравому смыслу. Наш народ и без того всегда был малочислен, теперь же вам решать — быть Забытым Лесам или исчезнуть… Полагаю, вы не хотите в довесок к вашим благородным прозваниям получить кличку «Конан Кровавый»?..

— Только это меня и удерживает, — буркнул Конан, остывая. — Это… и кое-какие былые обязательства. Поэтому я приказываю, и решение мое окончательно: все, в чьих жилах течет человеческая кровь, нынче же уйдут за Алиману — чтобы иные досужие крикуны не вопили на каждом углу о полчищах захватчиков, топчущих землю предков, ясно? Но на пуантенском берегу войско встанет лагерем в полной боевой готовности и в ожидании моего приказа. Я готов предоставить гулей их собственной судьбе, живите как вам вздумается и как сможется. Но в ваших лесах есть кое-что, что необходимо мне позарез. Я пришел сюда, чтобы вернуть сына и уничтожить Проклятие, эту вашу Красную Жажду, гуляющее нынче за сотни лиг к полуночи, и я не распущу армию и не уйду, покуда не добьюсь того и другого.

Выслушав грозную тираду, обитатели Токлау заметно приуныли. Становилось ясно, что переселения из крепости — добровольного или принудительного — не избежать. Среди гулей, остававшихся верными обязательствам перед людьми, тоже зашелестел раздраженный шепоток: перед ними возникла реальная и малоприятная возможность остаться в пустом форте на милость разъяренных соотечественников. Люди обещали поддержку и защиту, а вместо этого предлагают выбирать между вторжением или бегством! Да Кадена в спор не вмешивался, на тонком лице Иламны блуждала едва заметная улыбка.

…Даже сплетницы на рынках Полуденного Побережья знали, какой глубины трещина пролегла между двумя столь яркими и различными личностями, как властитель Трона Льва и старший отпрыск Князя Забытых Лесов. В последние годы эта увеличивающаяся пропасть начала отдалять друг от друга и два соседних, некогда весьма дружественных государства, Аквилонию и Зингару.

Причиной сдержанной неприязни между мужчинами, само собой, стала женщина. Да не какая-нибудь безвестная красотка, но сама Королева Моря и Суши, несравненная Чабела Зингарская. Лет двадцать с небольшим назад она имела все основания полагать, что новоиспеченный король Аквилонии ей многим обязан, а лучшим способом оплатить долги станет заключение брачного — и, разумеется, политического — союза между Троном Льва и Золотой Башней.

На сделанное предложение вскоре последовал простой и недвусмысленный ответ: киммериец женился на девице Дженне Сольскель из Пограничья. Зингарка молча проглотила обиду, в отместку приблизив к себе уроженца Рабиров, Рейе Морадо да Кадену. Пятнадцать последних лет он почти безвылазно обретался при кордавском дворе, став вторым человеком после самой правительницы. В обеих столицах шептались, что судьба любит жестокие шутки и не преминет однажды свести вместе Конана Аквилонского и гранда Морадо да Кадену — глянуть, что получится.

В итоге обитателям пограничной крепости все же пришлось уступить королевской воле и доводам рассудка, твердившего об опасностях жизни на внезапно ставших враждебными землях. Сам же варвар твердо вознамерился осуществить собственный замысел — любым способом отыскать пропавшего наследника. Единственный, кто мог бы оказать ему помощь, оставался магик Хасти, а тот, прежде чем окончательно потерять сознание, просил доставить его в принадлежащую ему колдовскую школу…

— Где это? Далеко отсюда? — пожелал узнать властитель Трона Льва.

— На берегу озера под названием Синрет. Полтора дня конного хода, но это настолько уединенное и укромное местечко, что туда мало кто знает дорогу, — внезапно подала голос гулька Иламна, до того ни разу не раскрывшая рта. — У меня есть кое-какие неоплаченные долги перед Элларом, и я согласна стать вашим проводником. Только не тащите с собой целую армию, ей не место в лесах и тем более в окрестностях Школы. Если ваше величество возьмет с собой больше чем дюжину спутников, я откажусь наотрез. Вам придется искать другого проводника, а таковых в Рабирах можно пересчитать по пальцам.

Заявление Иламны вызвало бурю эмоций. Сидевшей в дальнем углу Айлэ казалось, что единственный способ проехать через озлобившиеся Рабиры и уцелеть — окружить себя сотней-другой бдительных воинов. О том же твердили и пуантенцы, не желавшие отпускать правителя страны в полнейшую неизвестность и клявшиеся отправиться следом, даже если им этого не позволят. Наиболее решительно настаивали на своем братья Эйкар из крепости Идуанн, принимавшие участие в разгроме гульской засеки на мосту через Алиману и твердо уверившиеся: в Рабирах опасность поджидает за каждым кустом и всяким деревом. Младший из Эйкаров, Кламен, догадался прибегнуть к неотразимому аргументу, помянув гнев королевы Дженны — а таковой неизбежно постигнет всю Полуденную Провинцию, буде с ее героическим и упрямым супругом приключится хоть малейшая неприятность.