Заложники страсти

Под тончайшей тканью рубашки сосок ее немедленно напрягся. Недовольный тем, что между ними оставался этот, пусть и полупрозрачный, барьер, он поднял руку к лентам, что стягивали ворот ее рубашки. Быстрыми, нетерпеливыми движениями он развязал узелки, и рубашка соскользнула с ее плеч.

Сознание того, что происходит, внезапно обрушилось на нее ледяным потоком. Господи, о чем только она думает? Она позволяет этому дикарю такие вольности, каких не позволяла никогда никому!

– Нет! – Напуганная своим внезапным возбуждением, она начала сопротивляться, как загнанный зверь, царапаясь, отталкивая его, вырываясь из объятий, в которые он заключил ее.

Возбужденный, разгневанный, он схватил ее запястья в свою большую ладонь и завел ей руки за голову. Другой рукой он поднял лицо девушки за подбородок, и губы его жадно впились в ее рот.

Ослепленный исступленным желанием, он целовал ее так, как не смел до этого целовать ни один мужчина. Его губы, язык и зубы мучили ее и дразнили, и, наконец, с криком, губы ее смягчились, открываясь ему. Продолжая целовать ее, он умелой рукой не переставал ласкать ее тело, пока не почувствовал, как постепенно она начинает отвечать на его прикосновения.

– Видите, миледи. – Дыхание его прерывалось, а в тихом шепоте слышалось торжество. – Хотя вы и отрицаете это, вы хотите того же, чего желаю и я. И этой ночью мы…

В этот момент он ощутил на губах соленый вкус ее слез.

Слезы?!

Он поднял голову и в неверном свете камина увидел, что ее лицо залито слезами. Леонора никак не могла их унять. Хоти такое проявление слабости вызвало у нее новый приступ стыда, слезы продолжали струиться из глаз и катились по щекам.

В это мгновение Диллон понял, что преступил все границы приличий. Господь Всемогущий, он оказался ничем не лучше тех, кого сам заклеймил, назвав «необузданными скотами»!

Смахнув пальцами слезы со щек девушки, он с усилием заговорил. В голосе его слышались боль и раздражение.

– Простите меня, миледи. Я, кажется, сошел с ума.

Кляня себя на чем, свет стрит, он быстро вышел из комнаты.

Глава пятнадцатая

Леонора стояла на галерее: наблюдая, как полоска света на краю горизонта возвещает наступление нового дня. Всю эту бесконечно длинную ночь она провела тут, не в силах заснуть, готовая прыгнуть вниз и разбиться насмерть, если только Диллон Кэмпбелл вернется и приблизится к ней.

Дело было вовсе не в том, что он вызывал у нее отвращение. Нет, напротив: каждый раз, вспоминая, как она отвечала на его поцелуи, девушка заливалась румянцем. По правде говоря, она хотела его. Ей было невероятно стыдно признаться в этом самой себе, но она хотела его так же сильно, как и он, если верить его словам, желал обладать ею.

И почему все так получается? Она и сама не знала. Но ей было известно одно: вчера вечером, в объятиях Диллона, она почти обесчестила доброе имя своего отца. Теперь она знала, что не может больше доверять самой себе, оказавшись наедине с этим человеком. Хотя Диллон Кэмпбелл всего лишь неотесанный дикарь, он прикасается к ней так, что она тут же теряет голову. Рядом с ним она становится слабой и беззащитной, размышляла Леонора, просто-напросто романтичной дурочкой, в голове которой странным образом поменялись местами понятия о том, что хорошо, а что плохо. Она всерьез начинала верить, что в этом шотландце может быть и доброта, и сердечность, какими не обладал ни один из мужчин, что пытались ухаживать за ней в ее собственной стране.

Леонора приняла решение: ей нельзя оставаться под крышей этой крепости ни на одну ночь. Если она поступит иначе, то навсегда навлечет бесчестье на себя и своего отца. Яснее ясного, что в следующий раз она не сможет устоять перед Диллоном Кэмпбеллом. Неважно, каким образом, но она должна попытаться сегодня же совершить побег. Еще одна ночь – и она погибнет.

Услышав, как в коридоре за дверью ходят слуги, она поспешно умылась и оделась. Когда дверь открылась, она резко подняла голову и испустила вздох облегчения, убедившись, что это всего лишь Гвиннит.

– Ах, миледи, я вижу, вы тоже сегодня поднялись спозаранку. – Служанка заговорила тише: – Милорд уже сошел вниз, и у него ужас какое мрачное настроение. Мистрис Маккэллум велела нам вести себя в его присутствии потише, чтобы не навлечь его гнев.

– А часто он бывает в таком мрачном настроении, Гвиннит? – поинтересовалась Леонора, поворачиваясь к девушке спиной и начиная расчесывать волосы щеткой.

– Нет, миледи. Правду сказать, это вовсе не похоже на милорда. – Маленькая служанка засмеялась, прежде чем подойти к Леоноре, чтобы помочь пленнице справиться с непокорными локонами. – Если бы я не знала его так хорошо, то подумала бы, что он провел всю ночь за столом, осушая один кубок эля за другим, как это делают пьяницы. – Закрепив волосы украшенным драгоценными камнями гребнем, она отступила на шаг, рассматривая отражение Леоноры в зеркале – Мистрис Маккэллум говорит, что мужчина может быть в таком плохом настроении только из-за женщины.