«Если бы он так же… нет, хотя бы вполовину пытался понять мои чувства, мои желания…»
— Клавдий, прикажи, чтобы ее нашли.
— Конечно, дорогая Лоллия. Немедленно.
Он поцеловал сестру в покрасневший лоб, вытер слезы с ее щек, нежно пожал пухленькую ручку. Поднялся, незаметно пнул котенка, попавшегося под ноги, и кивнул Арэлл, приглашая следовать за собой. Когда она вышла из покоев Лоллы, жених стоял напротив барельефа, заложив руки за спину, и внимательно рассматривал сцену морского сражения двух армий. Еще один памятник смерти. Два корабля, сцепившиеся абордажными крючьями, солдаты, в слепой ярости пронзающие друг друга мечами, изрубленные тела, падающие за борт.
— Скорее всего, рабыню мы не вернем, — не глядя на элланку, произнес Клавдий. — Бедняжка.
Естественно, последнее высказывание относилось не к пропавшей девушке. Наследник искренне жалел сестру.
— Надо бы ее развлечь. Придумать что-нибудь легкое. Необременительное.
— Необременительное для кого? — ехидно поинтересовалась Арэлл.
Едкое замечание осталось без внимания. Судя по нахмуренному лбу лудия, все его мысли были заняты предстоящим развлечением.
— Что ты скажешь о морском празднике? «Гиеронт» завтра выходит с верфи. Думаю, Лолле понравится, если это событие будет посвящено ей.
Элланка промолчала, прекрасно понимая, что ее мнение не имеет особой ценности.
— Представь — ночь, две дорожки огней, идущих к пристани, тишина. — Все больше воодушевляясь, Клавдий стал говорить громче, в движениях его появилась резкость, и они лишились обычной округлой плавности. — Лолла идет по деревянному настилу, и едва только вступает на борт, как вдруг вспыхивает свет. Весь корабль начинает светиться. Играет музыка. Воины принимаются бить мечами о щиты. Великолепно, не правда ли?
«Гиеронт» был самым большим кораблем в рэймском флоте. Его строили целый год триста мастеров по специальному заказу императора. Тридцать кают с потолками из кипарисового дерева, выложенные мозаикой. Несколько терм, сады, восемь башен на палубе. В носовой части — бассейн емкостью двести двадцать пять ведер. И двадцать ярусов скамей для гребцов. Арэлл попыталась посчитать, сколько человек нужно для того, чтобы привести эту махину в Движение. Получалось…
— Дорогая, ты меня слышишь?
Оказывается, Клавдий уже минуту смотрит на нее, ожидая ответа.
— Да. Просто великолепно.
— Я тоже считаю, что это решение всех наших проблем.
— Неужели?! Всех проблем? А что с девушкой? Ты не будешь искать ее?
Жених помрачнел, как будто вспоминая о какой-то неприятной, но неизбежной обязанности.
— Ах да. Хорошо, что ты напомнила. Надо уже покончить с этим. А ты, будь добра, иди к себе и готовься к празднику
— Как, позволь узнать?
Клавдий злорадно усмехнулся и бросил через плечо удаляясь:
— Примерь другое выражение лица. Более любезное.
Машинально элланка взглянула на себя в отполированную до зеркального блеска настенную плиту — брови сурово сведены, у плотно сжатых губ строгие складки, глаза мрачные.
— Я и не хочу быть любезной, — произнесла она вслух. Но улыбнуться все же постаралась. Получилось еще хуже. Лицемернее. — Надоело, — решила Арэлл и пошла к себе.
Гай встретил ее пристальным взглядом. Но, естественно, ничего не сказал.
— Завтра мы идем на праздник, посвященный лурии Лолле. — В голосе Арэлд прозвучала досада, но она не потрудилась ее скрыть. — Последнее время я занимаюсь исключительно тем, что присутствую на празднествах!
Последний пир, который давал сенатор Витрувий Анней в честь наследника и его невесты, был просто чудовищным. Арэлл с содроганием вспоминала ящериц, облитых медом, павлиньи яйца, жареных улиток, огромного кабана, начиненного жареными дроздами, но особенно омерзителен был заяц, украшенный крыльями, изображающий Пегаса. Все это лежало на литых золотых и серебряных блюдах. И пожалуй, поднять одно такое блюдо человек не смог бы в одиночку. Смотреть на обжирающуюся знать было противно, и элланка с трудом сдерживалась, чтобы не запустить чем-нибудь потяжелей в физиономию консула[21]
Аврелиана. сидящего напротив. Он ел так, словно совершал общественно важное дело — нечто вроде заседания в Сенате. Отдавался процессу насыщения со страстью, потел от усердия, сопел, чавкал и к тому же считал своим долгом развлекать соседку занимательной беседой. После этого обеда у нее на неделю пропал аппетит, а стоило закрыть глаза, как сразу перед ней возникали жующие морды с лоснящимися щеками и маслеными губами.И вот теперь предстояло пережить еще один праздник. Боги, дайте сил перенести его и не сделать какую-нибудь глупость.