Она вернулась на крыльцо за сумкой и прошла с ней в спальню. Ставни были все еще закрыты, и ей пришлось включить электричество. Катрина открыла гардероб и сняла с вешалки летнее белое платье. Подумав о том, достаточно ли теплая погода для такого платья, она нахмурилась и стала искать в гардеробе что-нибудь другое. Взгляд ее упал на хлопчатобумажный пиджак Тодда, довольно простой, но красивый.
Тодд нравился ей в этом пиджаке, тогда, когда он вообще ей нравился…
Все еще думая о том, надевать ли ей белое платье, она разложила его на кровати и снова повернулась к своей сумке. Открыв ее, Катрина вынула компакт-диск Барзини. Она представила себе, как обрадуется Памела такому подарку. Музыка, особенно опера, и особенно Энрико Барзини, были самой большой страстью Памелы. Голос величайшего тенора из всех ныне живущих с утра до вечера разносился по вилле в Санта-Понзе, вызывая непреходящее восхищение Памелы и порой недовольное ворчание Сэма.
– Разумеется, он величайший тенор, – говорил Осси с улыбкой. – Энрико – гений! Стал бы я, по-твоему, посвящать свою жизнь какому-то второстепенному певцу!
Сначала она относилась к певцу недоверчиво из-за его постоянно подчеркиваемой гениальности, только когда он перестал улыбаться и начал сетовать на жизнь, за внешним блеском успеха она увидела – Катрина усмехнулась, вспомнив, как он сам определял себя, – «живого и душевного человека, гораздо более ранимого, чем другие, и постоянно нуждающегося в любви и понимании».
Все еще усмехаясь, она разделась и прошла в душ.
Первые несколько дней в «Бродлэндз» были ужасны. «Какого черта я здесь делаю – я должна быть дома. Что происходит с Тодди, что с нами обоими происходит?» – эти вопросы не выходили у нее из головы ни днем, ни ночью. Они терзали ее на кортах, когда она играла в теннис, во время массажа, даже во время того, что как бы в насмешку называлось ужином. Ничто не могло отвлечь Катрину от ее мыслей. Волнение усугублялось еще и тем, что руки ее постоянно искали сигарету или большой бокал джина с тоником. В атмосфере всеобщей трезвости она так же чувствовала себя не в своей тарелке, как абсолютно трезвый человек в компании пьяниц.
– Пошли, отлично проведем время, – упрашивала ее Софи, отправляясь играть в теннис со Стивом.
Но Катрин меньше всего хотелось развлекаться. Весь день, к своему собственному удивлению, она ждала звонка от Тодди. Как правило, он звонил ей по вечерам. Как ни странно, несмотря на то, что весь день ей хотелось услышать его голос, ее раздражало все, что он говорил.
С Осси она сошлась на четвертый день. К тому времени Катрина уже знала, кто он. Это выяснила Софи. Софи всегда выясняла, кто чем занимается.
– Он менеджер Барзини, знаешь, этого певца… Он проявлял к ним внимание с первого дня, как они приехали, но сначала Катрина думала, что его интересует Софи. Но в воскресенье, в середине дня, она поняла, что ошиблась. Катрина сидела с книгой в большой викторианской оранжерее и пыталась сосредоточиться на чтении, как вдруг на страницу упала тень. Катрина подняла глаза. Над ней, улыбаясь, стоял Осси. Он был не намного выше Тодди и с почти такой же фигурой, даже с таким же круглым лицом, которое сейчас выглядело раскрасневшимся после занятий теннисом. На нем был синий спортивный костюм. В одной руке он держал теннисную ракетку, а в другой – кубок.
– Привет! Можно к вам присоединиться? Я был там, – он указал на шезлонги, – когда я увидел, как вы здесь сидите одна, и я подумал: шанс слишком хорош, чтобы его упустить. – Он широко улыбнулся, давая понять, что он настроен дружелюбно, словно большая собака, помахивающая хвостом. – Я хочу поговорить с вами с тех пор, как вы здесь появились.
Он поставил кубок на стол, бросил ракетку и пододвинул плетеное кресло.
– Знаете что? – сказал он, садясь, – я вам тогда солгал. Это не летний лагерь. Это Дантов ад и Остров Дьявола, вместе взятые. Хуже того, лагерь – это только для прикрытия. Кого здесь обманывают, хотел бы я знать? Половина отдыхающих приезжает сюда не ради спорта или диеты. Как вы думаете, зачем они сюда приезжают?
Она вежливо улыбнулась. В глубине души ей нравилась его детская откровенность.
– Разве это не глупо? – Он вскинул бровь и пристально посмотрел на нее, как будто ее ответ был для него очень важен.
– Глупо. А вы для чего здесь, мистер Келлер?
Он поморщился.
– Зовите меня Осси. А вас, кажется, зовут Катрина?
Она кивнула.
– Так почему вы здесь? – повторила она, избегая называть его по имени.
Он усмехнулся.
– Считайте, что это наказание за долгие годы безмятежной жизни. Вот, например, мой врач: «Осси, – говорит он мне, – после двух недель ты почувствуешь себя другим человеком». И он оказался прав, черт побери. Признаюсь вам, Катрина, я не могу больше это переносить! Это меня убивает! Еще пара дней, и я готов к лоботомии! – Глаза его округлились. – Может быть, мне ее уже сделали? Когда я спал? Во всяком случае, мозги у меня уже не работают. Нужно быть сумасшедшим, чтобы платить такие деньги за то, что тебя морят голодом! Если бы я поехал в Индию, я бы все это имел бесплатно.