Заложница артефакта

Рука легла на грудь Амира, нашла сама, ощупью, сломанные рёбра. Теперь голубые силуэты костей с тремя красными всполохами в местах переломов проявились даже на фоне черноты перед закрытыми глазами. Алиса прижала ладони к коже, посылая искры внутрь, в само его тело, вглубь. В голове пронеслось: «Не выдержу!» Ох, только бы не свалиться в обморок, как долго это длится! Как долго… Красные точки пульсировали упрямо, высасывая силы, точно вампиры кровь, а Алиса мысленно подгоняла их: «Исчезайте же, уходите, хватит!»

И не успела.

Всполохи сменились неярким оранжевым, когда в голове её всё померкло. «Чёрт…» — успела подумать Алиса и провалилась в темноту…

… Она кричала Фёдору, что больше не может, не хочет, что её всё достало… но это было так давно! Теперь он был далеко, она не могла к нему приблизиться, словно что-то мешало. Словно кто-то очертил круг и не пускал её к Фёдору. Она стояла и смотрела, как тот танцует на балу с девушками, страдала тихонько, но сделать ничего не могла. И, похоже, даже плакала, потому что солёные капли катились по щекам без перерыва…

А потом она услышала знакомые звуки. Мычание коровы — долгое, протяжное — словно все о ней забыли. Тихонькое позвякивание вместе с фырчанием бурлящей воды: ненавистный чай опять кипятят, но крышку не сняли и чайник выше не поставили. Собака брешет во дворе, лениво, только в силу долга — вот, мол, не зря мне кости кидаете, я охраняю! А потом шорох сандалий по земляному полу — кто-то приближается… Алиса силилась открыть глаза, пошевелиться, но не могла: веки были как каменные… Она только почувствовала, как чьи-то руки приподнимают её голову, к губам прикасается что-то прохладное, вода льется в рот, свежая, оживляя… В голове шумит, словно рядом водопад, словно мартеновская печь близко. Как когда-то давно. Божечки, пусть это будет то самое утро, когда она проснулась после пьянки на Маришиной даче! Верните её назад, в ту мирную жизнь, и она будет пай-девочкой, никогда в жизни не наденет проклятый перстень, не возьмёт от бабули нитяной браслетик… Она будет просто жить, как жила, и радоваться каждому новому дню…

— Пей, хорошо! — услышала Алиса тихий голос и с усилием разлепила веки. Рядом с ней сидела Фазия с плошкой и ложечкой. Кривая улыбка на миг осветила морщинки старухи, и она кивнула:

— Теперь ешь.

И втолкнула в рот Алисе комок скатанного в пальцах хлеба. Фу, гадость какая! Но мысль мелькнула и пропала, и Алиса начала жадно жевать, только сейчас почувствовав, как голодна. Фазия довольно хмыкнула и похлопала её по руке:

— Теперь спи. Много спи.

И вышла. Алиса прикрыла глаза, но тут же снова их распахнула: божечки, неужели её принесли на женскую половину? Куда раньше был доступ только старухе, а она, Алиса, имела право лишь быстро вымыть полы… Во как! В благодарность за исцеление Амира? Кстати, как он? Спросить бы, да Фазия ушла на кухню. Спросит потом…

Проглотив хлеб, Алиса приподнялась на локте. Голова ещё кружилась, и пришлось несколько раз зажмуриться, чтобы комната перестала плыть перед глазами. Посмотреть было на что: старуха жила богато, с шиком. Кровать, на которой лежала Алиса, была шире, чем двуспальная в родительском доме, и с мягкой периной под шёлковыми простынями. Стены были сплошь увешаны ткаными коврами с геометрическими и цветочными узорами, ярких оттенков и нежными даже на вид. Между узорами пестрела арабская вязь: наверняка молитвы или суры из Корана.

То, что она попала в мусульманский мир, Алиса поняла сразу же, как только Амир бросил её поперёк седла и привёз домой. Там сдал на руки старухе и ушёл. Он лучше остальных говорил на языке, которым пользовался Атассен и которым по непонятным причинам смогла пользоваться и Алиса. Кстати, она не понимала, как можно знать язык, на котором никогда не говорила, но решила принимать это как должное. Вероятно, магия, других объяснений не было. Фазия предпочитала ругаться на своём гортанном языке, который для Алисы был, словно китайский. Тех двух десятков слов, которые могла понять Алиса, было вполне достаточно, чтобы уяснить ситуацию: она рабыня, в той же мере, что и Эйба, должна готовить еду, стирать и молчать в присутствии хозяина и его матери. Спала она рядом с чернокожей на кухне возле очага, ела там же после того, как хозяева насытятся. По положению Алиса была чуть выше, чем корова с собакой, но даже и тех никогда не били. А вот ей старуха частенько отвешивала оплеухи. Сперва Алиса плакала от бессилия, а потом перестала. Ей стало всё равно. Её поглотила апатия — подруга депрессии…

Атас не появлялся. Как сбежал в лесочке, обратившись рыжим лисом, так и сгинул. Спас свою ценную шкурку, а её оставил в плену… И это бесило. Надо было спасать, вести в другой мир, лечить и переодевать, чтобы потом просто-напросто сбежать! Это наводило на мысль, что собако-лис вернётся. И Алиса пыталась цепляться за эту мысль, чтобы не сойти с ума…

Зашелестела занавеска из деревянных бусин, отделявшая женскую часть от остальной части дома. Алиса повернула голову и замерла. В проёме стоял Амир.