Заложница чужих желаний

– Да я уже все объяснил! Я нанимался тут сказки на ночь рассказывать? – поскрипел зубами, позыркал на меня и все-таки внял мольбе: – Гости из Средней Азии решили, что здесь хороший рынок, и если вычеркнуть Андреича, то можно рынок себе забрать. Приехали, осматриваться начали, и товар у них вроде бы отменный… – он ненадолго погрузился в свои мысли, а потом очнулся. – В общем, больше они этот рынок не хотят. С таким товаром им везде будут рады, но не здесь. То есть самые обычные разборки, какие раз в несколько лет случаются, а ты просто под руку подвернулась – хотели через тебя надавить и полюбовно все решить: если не рынок отжать, то поставщиками стать, в зависимости от того, во сколько твоя жизнь оценивается. Выгодно типа всем сторонам. А Андреич как психанул и как давай с ними переговоры вести. Гости города уже передумали здесь оставаться и согласились, что их случайно скончавшийся руководитель был не самым хорошим, и что им совсем не нужна вся завезенная партия. Все восемьдесят кэгэ отборного зелья. Они еще думали, что как раз зелья им намного жальче, чем руководителя, а Андреич им говорит «Уходите, злые супостаты! Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!» – ну, только не так и матом. Короче, все уже улажено. Два дня – это так, перестраховка, вдруг они совсем-совсем тупые.

Меня подвел голос:

– А сам он ранен? Я правильно поняла?

Мишань отмахнулся медвежьей лапищей:

– Да ничего серьезного, навылет прошла. Через две недели опять будет всех своим монотонным голосом до ужаса доводить. Мы вообще чисто сработали, всего два пулевых, восемь переломов – ребятки как в отпуск на Канары сгоняли. Так что все, Юль Санна, панику отменяй. Не будь мы уверены, то такого короткого срока бы не ставили.

Часа через два после его ухода я не выдержала и набрала номер Сергея Андреевича. Телефон был отключен. Набрала еще несколько раз и каждый «Аппарат абонента выключен» накручивал меня только сильнее. С одной стороны я понимала, что переживать должна в первую очередь за себя, а не за человека, втянувшего меня в эти неприятности. Но с другой стороны, меня не покидали и другие мысли – например, Мишань бы не сказал, если положение серьезно, поскольку «был уполномочен успокоить». Или что вряд ли Сергея Андреевича доставили в больницу с огнестрельным ранением. А может, все-таки доставили? Но как это согласуется с договором о том, чтобы в «городе было тихо»? Почему-то я пребывала в твердой уверенности, что он не отправлял бы сюда своего бугая, а позвонил бы сам, если бы мог. Или я теперь птица вольная – жду два дня и возвращаюсь к обычной жизни? Интересно, а если он умрет, то мне сообщат? Не то чтобы мне хотелось стать обладательницей этой бесценной информации, но все же было не по себе.

До утра я извела себя. Потому просто заставила себя заниматься обычными делами: иду в душ, чищу зубы, готовлю завтрак, ем, жду. Один разок звоню, не набираю номер повторно, в этом нет смысла. Жду. Не психую, не паникую, не строю планов совместного будущего и не представляю себе, буду ли скучать, если никогда больше о нем не услышу. Перезваниваю Наташке и заявляю, что уже почти поправилась. С радостью выслушиваю все институтские новости. Жду. Жду. Жду. С каким-то отстраненным равнодушием, словно всю жизнь тренировалась только ждать.

Телефон зазвонил уже в конце второго дня, который был назначен последним моего заключения. Я подскочила на месте, а уж увидев имя на дисплее, вообще дышать перестала.

– Сергей Андреевич? – выдавила с трудом.

– Я, ага.

Я медленно, чтобы было не слишком заметно, выдохнула. Живой – и ладно. Все, теперь могу сразу перестать переживать! Еще чего не хватало – изводиться из-за какого-то преступника местного масштаба.

– Юль, сто тридцать два пропущенных. Я начинаю подозревать тебя в легкой симпатии.

– Не может быть столько! Я звонила пару раз! – возмутилась почти искренне. Это ж надо – такие вещи считать и еще внимание на них акцентировать.

– Ну да, – его голос был привычно весел, но звучал как-то глухо. – А зачем звонила-то? Это хоть придумала?

Надо признать, что я даже не подозревала, в каком напряжении все это время находилась. И оно схлынуло резко, волной, закружив голову. Нет, все-таки даже к облегчению надо подготовиться, особенно к такому. И все мои метания стали выглядеть смешными – я так и осталась наивной девчонкой, накручивающей себя по пустякам. Зато взметнувшееся настроение прибавило энергии и заставило говорить о чем угодно, даже шутить:

– Да! Не знала, где у вас пылесос. Хотела порядок навести.

– А-а… – он будто задумался. – Слушай, не помню.

– Так я уже нашла.

– Ясно. То есть остальные сто тридцать раз звонила, чтобы признаться, как сильно соскучилась?

– Совсем нет, – мне стало даже немного обидно. Ведь это обидно – когда высмеивают твои чувства, пусть даже наивные и неоправданные.

– А я соскучился, – сказал он совсем тихо. – И все это время что-то хотел сказать…

И странный его голос заставил меня тоже сбавить тон:

– Тогда приезжайте и скажите.