Заложница. Книга 3

Браслет неторопливо поплыл к еще оплетённому путами клятвопреступнику, ловко скользнул на запястье, минуя его нарочно растопыренные пальцы и растаял, словно был иллюзорным. Все ожидали действия подарка затаив дыхание, хотя только сам Зрадр, да еще может быть, Ганти с Ительсом догадывались, чем все может закончиться.

Вскоре все заметили, как стремительно начали меняться черты лица Лархоя. И не только лица. Темнела и блекла, становясь дешевой и поношенной одежда, тускнели и укорачивались тщательно завитые локоны.

— Извини, — тихо сказал Харну дракон, и махом выпил кубок вина, — но в прежнем облике он был опасен. Слишком его разум пропитан любовью к заговорам, подлогам и интригам. А так в нем кроме непримечательной внешности появилась склонность к послушанию и стойкое отвращение к лжи.

— Спасибо, — с трудом выдавил герцог и кивнул Регорсу на возникшего у двери гвардейца.

— Идем, — скомандовал генерал любимчику ее светлости и тот беспрекословно двинулся за ним к выходу.

— Ты… — глядя как идёт к двери молодой мужчина, который с каждым шагом становится все меньше похож на Лархоя, задохнулась ненавистью Юнгильда, — сначала предал собственную мать, встал на сторону этой шлюхи Ральены, а теперь уничтожаешь родного брата!

— Я вас не предавал, — побледнев не менее, чем Регорс, процедил Хатгерн, — мне не исполнилось и шестнадцати, когда отец привёл лаэйру, и я не вправе был диктовать ему своё мнение. Все помнят, как нетерпим был его светлость к непрошенным советчикам. Кроме того, вы в тот момент, как я ясно помню, были с ним в ссоре, и заодно почему-то не разговаривали и со мною.

— Ты не поддержал меня, не поехал с нами, когда я уезжала в поместье!

— Как я мог поехать, если отец дал мне поручение проверить гарнизоны южных городов, и меня вообще не было в тот момент во дворце? — начал свирепеть герцог, — зато теперь меня интересует, зачем вы вообще туда поехали?! Разве вам неизвестно было про его чрезмерное упрямство и гордость? Да он из-за одних только этих чувств потом делал все вам наперекор.

— Он был невыносим… — припомнив какие-то свои обиды, зло фыркнула Юнгильда, — с ним невозможно было договориться.

— Если бы вы любили отца, то попытались бы его понять, и принять его решение, — твёрдо возразил Хатгерн, — Или еще раньше попытались быть для него единственной, самой нужной и преданной. Любовь это прежде всего уважение мнения возлюбленного, а не желание владеть им безраздельно. Раньше я этого не понимал… а теперь знаю точно.

— Ну да, — едко скривилась ее светлость, — именно потому сегодня рядом с вами пустое кресло, а не ваша лаэйра. Думаю, вам известно, что она выученная убийца и шпионка герцога Бентрея?!

— Мне все про неё известно, как и сидящим тут людям, — сухо отрезал герцог, — как мне стало окончательно ясно, нам с вами никогда не удастся договориться насчёт наших личных отношений. Сейчас я хочу услышать ответ на последний вопрос, как вы додумались продаться Юверсано?

— Не продаться… а обменять услугу на услугу. Он передал через своих людей письмо и предложил помощь… в выселении Ральены.

— И чего попросил за эту малую услугу, кроме свержения законного наследника?

— Вас никто не собирался свергать… — неуверенно сообщила Юнгильда, — только немного… придержать. Ведь знатные дома не пожелали бы признать Лархоя, если только соправителем. А самому Юверсано нужно было сущую малость, восстановить прямую границу на западе. Ты и сам знаешь, там наши земли вдаются в его владения клином. Мне показали на карте.

— Да причём тут карта? — опешил Харн, — У Юверсано владения ничуть не меньше чем у нас! А западная граница проходит по середине Акарны, самой большой реки в той стороне. И если отдать ему этот клин, то уйдут плодороднейшие поля, сады и десяток мельниц, а заодно и мосты, за проезд по которым мы берём плату. И кроме того там находится несколько деревень и Бурск, городок виноделов и мукомолов. И везде живут наши верные подданные, об их судьбе вы не подумали? Ведь Юверсано немедленно поделил бы эти земли между своими преданными людьми, и они первым делом выкинут прежних хозяев с обработанных потом предков полей и из виноделен. В лучшем случае оставят их наёмными работниками. А у нас в герцогстве мигом поднимутся цены на тонкие ткани, любимые вами поделки из мангрового дерева, бумагу и пряности, потому что с этого момента платить за проезд по мостам через Акарну наши купцы будут Юверсано, а он устанавливает самые высокие цены на побережье.

— Вы зря тратите слова и силы, ваша светлость, — тихо произнёс Ганти, — ваша матушка всегда считала подобные сведения ненужной для женщин шелухой. Ее всегда интересовали только балы и украшения.

— А по-вашему, — мгновенно взвилась Юнгильда, — женщины должны рассуждать о ценах на кожу и рыбу? Или научиться убивать соперниц ножами и бегать по кустам в мужских штанах?