Заложница любви

Атмосфера Парижа внезапно охватила их: шум, суета, скрытое возбуждение, замечаемое в настроении мужчин, запах пыли и сырой земли, так как прошел ливень и мостовая стала темного цвета, – все это неслось к ним навстречу, когда автомобиль мчался по дороге, освещенной фонарями, пересекая тени надвигающейся ночи.

Сара почувствовала величайшее облегчение, когда наконец они доехали.

Леди Диана только что вошла и заговорила с мужчинами. Позднее, когда она вместе с Сарой поднималась по лестнице наверх, она сказала, лукаво взглянув на дочь:

– На твоем месте я бы запаслась парой несгораемых перчаток для игры с огнем. По-видимому, это становится теперь твоим главным развлечением.

– Вы очень остроумны, мама, – ответила Сара, стараясь говорить небрежно.

– Вовсе нет, дорогая моя, но у меня есть достаточно богатый опыт общения в светском обществе. Со временем учишься слышать и видеть многое.

Сара уже собиралась войти в свою комнату, но повернулась и пошла вслед за матерью.

– Мама, что вы хотите этим сказать? – спросила Сара.

Леди Диана позвала свою горничную, чтобы та развязала ей вуаль, и потому отвечала по-английски:

– Именно это: люди говорят, что Жюльен бросает свою карьеру, что он постоянно торчит здесь, так же как и Кэртон. О, я знаю, тут все прилично, я нахожусь с тобой, а ты сама чрезвычайно осторожна и добродетельна, но все-таки, – она пожала своими прекрасными плечами под кружевным лифом, – ты знаешь, Сара, если начинают говорить в свете…

– Это гнусная сплетня! – воскликнула Сара.

– Самая обыкновенная вещь, я думаю, – возразила леди Диана, снова пожимая плечами. – Что же ты намерена делать?

– Ровно ничего.

Сара повернулась к двери.

– Во всяком случае, Шарль Кэртон скоро уедет, – сказала она.

– Ты говоришь, что он уезжает? – спросила леди Диана небрежно.

– Он сказал мне это сегодня утром, – ответила Сара, уходя из комнаты.

– Миледи, вы не положите румян на щеки сегодня вечером? – спросила через час горничная Лизетта леди Диану.

Леди Диана покачала головой. Она долго смотрела на себя в зеркало. Нежный розовый цвет ее щек как будто отражал то возбуждение, которое разгоралось в ее сердце.

Сойдя вниз в свою гостиную, она вызвала к телефону Шарля Кэртона.

– Сара сказала мне, что вы покидаете Париж? – спросила она. – По крайней мере, она так думает.

– Зачем? – удивился он.

– Вот это я и хотела бы знать. Ведь вы обещали остаться и повезти меня в автомобиле в Рим в августе.

– Сара ошибается. Конечно, я останусь.

– Наверное?

– Разумеется, моя прекрасная леди.

– И вы будете обедать у нас сегодня вечером?

– Через полчаса.

– Вот то-то же! – сказала она и с улыбкой положила трубку.

Она вовсе не желала потерять Шарля. Она прекрасно знала, что он воображает себя влюбленным в Сару, но это ровно ничего не значит. Шарлю было 43 года, а ей 48. Он и Сара не могли бы составить супружеской пары, а если бы даже захотели, то из этого дела ничего бы не вышло, и все только осложнилось бы очередным скандалом, – новым в известном смысле, но еще худшим, чем прежний.

Притом же Шарль всегда был и всегда будет ветреником, и даже если бы он захотел и мог бы жениться на Саре, то вряд ли он остался бы ей верен. А Сара трагически относится к таким вещам. Между тем…

Последние слова прекрасно резюмировали положение. То, что Сара желала, чтобы Шарль уехал, не имело никакого значения в глазах ее матери. «Каждый сам для себя» – таков был девиз, которому она следовала всю свою жизнь.

Кроме того, Сара была так богата теперь, и жизнь ее сложилась так хорошо. У нее не было ревнивого, надоедливого мужа, ей нечего было бояться, ее не беспокоили никакие счета, и средства ее были неограниченны…

Между тем у бедной леди Дианы действительно не было ничего, кроме того, что она могла урвать для себя от тех, у кого всего было вдоволь.

Глава 9

Рассуждать там, где надо чувствовать, свойственно душам, не обладающим широким пониманием.

О. Бальзак

Высадив Шарля и Сару у подъезда ее дома, Жюльен отправился к себе в контору, отпер дверь собственным ключом, и его помощник не имел времени поговорить с ним приватно; поэтому он прямо прошел к своему отцу, где сидел Анатоль Колен.

Он сразу почувствовал, что в маленькой комнате, обитой темными панелями, была враждебная атмосфера.

Жюльен снял шляпу и свои шоферские перчатки.

Толстый Анатоль Колен громко спросил его:

– Хорошо провели время?

Он всегда говорил с легким презрительным оттенком, что считал необходимой принадлежностью своей властной натуры.

– Очень хорошо, благодарю, – ответил Жюльен.

Он прошел в свою маленькую туалетную комнату, достал из стенного шкафчика ящик с сигарами и предложил сначала Колену, а потом своему отцу.

Оба отказались. Жюльен выбрал для себя сигару, закурил и ждал, чтобы они начали разговор первыми.

Колен, бросив на него быстрый взгляд, выпятил свои толстые губы и, с трудом поднявшись в своем кожаном кресле, проговорил:

– Я пришел относительно дела Вервье. Вы не можете изменить даты слушанья дела в суде?