Заложница (ЛП)

Но! Если взять, к примеру, яйцо: совершенство форм и гладкость скорлупы. Но в момент, когда ты разбиваешь яйцо, получаешь всё, что есть внутри, а само оно становится пустым, больше нет ни гладкости, ни красоты. Это просто мусор.

Именно эта херня мне чертовски знакома.

Да, можно попытаться собрать себя по частям, но ты никогда уже не будешь прежним. Ты навсегда внутри останешься раздавленным и изломанным, не то, что эта гладенькая и прекрасная девчонка.

— Я не… — её голос надрывается, — я не голодна.

Я знаю, она думает о моих словах, о том, что умрёт голодной. Может быть, это лучше для неё, сосредоточиться лишь на этом. Людям нравится думать, что они готовы к смерти. Они не хотят быть застигнутыми врасплох. Я всегда думал по-другому. В смерти нет чести, нет правильного способа уйти. Это всегда грязно. Всегда больно.

Да, детка, удиви, бл*дь, меня. Сразись со мной.

Я представляю, что она вдруг научится пользоваться моим пистолетом, и завладеет им. Но она не сможет. Она совершенно беспомощна.

— Разве я спрашивал тебя, что ты хочешь? — мой голос мягче патоки. — Открой пакет и поешь.

Я вижу вспышку в её глазах, отблеск гнева, прежде чем она опускает свой взгляд и кладёт гамбургер на колени. Я думаю о том, как тепло от него поднимается к её бёдрам. Она начинает медленно разворачивать бумагу — небольшой акт неповиновения.

Я моментально стал твёрдым оттого, как она, сама того не зная, пытается воспользоваться единственным оружием, которое у неё есть против меня. Оттого, как её маленькие руки сжимают чёртов гамбургер. Оттого, как её рот широко раскрывается.

Третья глава

Брук

Бургер просто замечательный: и сочный, и солёный — фейерверк вкуса на моём языке. Господи, как давно я вообще ела бургер? Ввиду того, что предел моих мечтаний — пара ягодок клубники, то целую вечность назад.

Не хочу, чтобы мой похититель увидел, как я получаю удовольствие от еды, понял в каком я отчаянии. Была б моя воля — проглотила бы бургер целиком. Но тогда злодей всё поймёт. Я чувствую, как он смотрит на меня, изучает. Могу, не глядя, ощутить его пристальный взгляд на моей коже, как будто он клеймит меня глазами.

Мы сейчас едем через лес по какой-то, богом забытой, просёлочной дороге.

Я должна выбраться отсюда, мне нужен план, но я не могу ничего придумать. Должна ли я накинуться на своего похитителя? Или мне попытаться выбраться через окно? Выпрыгнуть прямо из движущейся машины и бежать? Точно не в моём длинном платье.

Свет фар выхватывает деревянный грубо сколоченный указатель пешеходной зоны. «Дисней по-деревенски». Я понимаю, мы в государственном парке.

— Я была здесь однажды, — говорю я. — В лагере для девочек-скаутов.

— Не надо, — его недовольный тон заставляет мою грудь сжаться. Даже его голос подавляет меня, заставляет чувствовать себя никчёмной.

— Не надо что?

— Пытаться рассказывать о себе. На таких, как я, это не подействует.

В ответ мне хочется сказать, что всё совсем не так, что сказала первое, что пришло на ум. Но этот гад, наверняка, не поверит мне, а я не хочу лишний раз его злить. Я уже видела его в таком состоянии. Шепчу: «Окей», и откусываю еще один кусок. Ненавижу себя, что хочу бургер в этот момент больше всего на свете. Обжорство, сказала бы моя мама.

Соус стекает по моему подбородку. Быстро вытираю его, смущаясь.

— Извини, — бормочу я по привычке, чувствуя на себе мужской взгляд.

Не хочу даже думать, как я выгляжу сейчас: в разорванном платье и с грязным лицом. Я должна была гордо отказаться от еды. Мама отказалась бы, даже если бы голодала.

Я откусываю ещё раз и закрываю глаза, наслаждаясь едой. Любой другой человек сейчас сосредоточился бы на том, как выбраться отсюда, но этот гамбургер — лучшая пища, которую я когда-либо ела. Я откусываю ещё. Жую, зажмурив глаза. Наслаждение.

Странный звук доносится с места водителя. Я открываю глаза, ожидая увидеть в его глазах отвращение и осуждение. Я так привыкла к этому, и давно уже должна перестать реагировать. Но почему-то каждый раз всё ещё больно…

Его лицо в тени, и всё, что я вижу, это контур непокорных черных волос. Внезапно фары встречной машины освещают его лицо. В моих лёгких кончается воздух. В мужском взгляде не осуждение. Что-то другое.

Я быстро отворачиваюсь, на меня никто никогда не смотрел так. Что-то новое в его глазах. Голод — первобытный и дикий. Сердце начинает бешено стучать в груди, как тогда — услышав звуки возни и избиения.

Я достаю из бумажного пакета немного картошки фри и засовываю ее в рот. Мне все равно, как это выглядит.

Скоро случится что-то плохое, и остальное не важно. А картошка такая тёплая, солёная — наивкуснейшая… Никогда ещё не испытывала такого голода. Я ем в последний раз — еду, которую для меня выбрал мой убийца.

И еда идеальна.

Платье давит мне на живот, сжимая, словно тисками. Но я не могу перестать есть. Это платье слишком мало, я едва могу дышать в нём, не говоря уже о еде. Но мне теперь всё равно.