Заложница (ЛП)

На меня сыплются удары. Чей-то кулак попадает по лицу, за которым следует взрыв боли. Кровь наполняет мой рот металлическим привкусом. Другой кулак врезается в солнечное сплетение. Затем еще один, и еще.

Самый крупный мужик с густыми светлыми бровями, козлиной бородкой — по его лицу обильно стекает кровь — наносит удары, в то время, как два других удерживают меня.

— Ублюдок, — ругается он, впечатывая свой кулак в мой рот. Парень, которого я ударил коленом, сползает вниз по стене. Позже у него будут проблемы.

Моя нога онемела от очередного удара, а грудная клетка болит от, похоже, сломанных рёбер. Я стараюсь стойко принимать удары, потому что шансов у меня немного. Остаётся просто ждать, перестав сопротивляться, когда всё закончится. Потому что завтра будет новый день. Ну, по крайней мере, хотелось бы.

Сломанные ребра. Кровь. Но серьёзных повреждений нет — я нужен им в сознании? Избиение, в конце концов, приостанавливается, и меня толкают к креслу.

Тот с козлиной бородкой кладёт руки на подлокотник и наклоняется к моему лицу. Его передний зуб треснут. Это сделал я?

— А теперь ты расскажешь нам, что знаешь о Дормане, не упуская ни одной мельчайшей детали. Нам известно, что ты вынюхивал о нём. Нехорошо лезть в чужие дела.

Дорман, также известный как губернатор. Тот самый человек, которого мы подозреваем до сих пор. Это он заказал убийство полицейского и ложное обвинение?

Я плюю в лицо парня, и он не заставляет меня долго ждать ответа.

Одиннадцатая глава

Брук

Я бездумно смотрю на пластиковые звезды на потолке.

Они уже так давно там, что я перестала их замечать. Раньше звёздочки светились, но это время прошло. Недолго в средней школе я была помешана на астрономии. У меня даже есть телескоп, упакованный в одном из шкафов, слишком дорогое удовольствие для девочки, которая брала в руки его всего два раза.

Я все еще могу вспомнить несколько созвездий. Папа вешал эти звёздочки строго, как я говорила, пока горничная держала лестницу ровно. Малая медведица. Созвездие Близнецы.

Такое ощущение, словно я с самого детства жила всю свою жизнь в защитном пузыре, с пластиковыми звёздами и блестками. И, неожиданно, из-за одного телефонного звонка этот пузырь лопнул.

«Представляешь, как будет шокирована твоя мама?»

Шокирована, возможно.

Разочарованна — определённо. Вся ее тяжёлая работа по превращению меня в светскую леди провалилась. Меня никогда не примут в эти пафосные элитные загородные клубы. И это приносит мне облегчение, и пусть они никогда этого не узнают.

«Как будет зол твой отец?»

Он будет в ярости из-за денег, вложенных в меня, в мою частную школу и дизайнерскую одежду. Словно я инвестиция, которая никогда не окупится.

Я никогда не хотела быть светской леди. Никогда не хотела быть инвестицией. Но родители не спрашивали у меня, чего я хочу. Ожидания. Требования. Сотни правил, которым я должна следовать, и я выполняла всё. Они никогда не поймут, что давят на меня всё сильнее и сильнее, и, что, нарушив в конце концов, все их правила, я поступлю настолько ужасно — буду ласкать себя для убийцы.

«Каждый человек на той долбанной вечеринке улыбался тебе и смотрел как на маленького ребёнка. А теперь ты трахаешь себя своими пальцами, голодная, скользкая и достаточно безбашенная, чтобы умолять убийцу позволить тебе кончить».

И мне понравилось это.

Моё тело продолжает гудеть от пережитого оргазма, мускулы до сих пор содрогаются от новых ощущений. Даже сейчас, когда мой телефон больше не подаёт никаких признаков жизни. В моих ушах звучит жёсткий и грубый голос Стоуна. Как все так запуталось? Что со мной не так?

Я должна прекратить это. Я знаю это, но мой живот скручивает от мысли не увидеть его больше, никогда не услышать его голос. Это влюблённость, как тогда в девятом классе, я была влюблена в м-ра Эрнандеса. Глупость, конечно. Глупо так реагировать на Стоуна, но я не чувствую себя глупой в такие моменты. Я чувствую себя живой.

Дверь комнаты без предупреждения резко открывается. Мама заходит в мою комнату, как в свою собственную. Я чувствую раздражение, которое сменяется испугом. Моё сердце бешено стучит в груди, не удивлюсь, если она сможет услышать его.

— Где то голубое платье от Армани? — спрашивает она, врываясь в мой шкаф. — Мы должны убедиться, что все готово для субботней вечеринки.

Может ли она учуять это в воздухе? Слабый запах мускуса. Сможет ли понять, чем я тут занималась? Моё тело полностью под одеялом, рука лежит на животе. Телефон съехал вниз по моему плечу. Меня словно парализовало, я боюсь пошевелиться, будто это как-то сможет разоблачить меня.

Стук вешалок. Шелест ткани. Так много тканей. Слишком много платьев.

— Разве ты не пролила на него напиток в прошлый раз? Пятно осталось?