Говоря все это, он вытворял своей рукой такое, что у меня слишком быстро закружилась голова, а низ живота стало тянуть от желания. Желания, которое я вообще редко когда испытывала. Но с Матвеем всегда было слишком остро, слишком жестко и… слишком чувственно. Не знаю, как он умудрялся вызывать во мне столько противоречивых чувств. Особенно, если к ним примешивалась еще и ненависть. Которой я сейчас, впрочем, не испытывала.
Его движения постепенно становились все более резкими. И когда я уже была готова к разрядке, он убрал руку. Но не успела я возмутиться столь жестокой пытке, как в меня снова проникли, наполняя собой полностью. Как оказалось уже через пару секунд, я хотела этого ничуть не меньше, чем сам Новак.
Я чувствовала легкие укусы на шее, скольжение рук, горячее тело за своей спиной. И наслаждение, которое накатывало волнами, то причиняя легкую боль, то продолжая кружить голову. Мне хотелось большего. Хотя я и так получала не мало. Сама не заметила, как стала сначала стонать, потом требовать, чтобы Матвей продолжал. Чтобы не останавливался.
Его резкий толчок вперед, мой громкий вскрик. Перед глазами на какое-то время все потемнело. Или я просто их закрыла… Не знаю. Я вообще плохо соображала. Однако, сразу почувствовала пустоту, которая осталась после того, как Матвей все-таки отстранился.
— Это было незапланированно, — проговорил он, одновременно с этим пытаясь восстановить дыхание. — Но было неплохо. Я бы даже повторил. Но не сейчас.
— Хорошая новость, — съязвила я, оборачиваясь на него. Закуталась бы в покрывало по самую макушку, но Матвей придавил его своим телом. Я еле могла прикрыть стратегически важные места.
— Еще скажи, что тебе не понравилось, — скосили на меня темный взгляд. — Особенно, когда ты выкрикивала мое имя и просила не останавливаться, а то накрутишь мне хрен на шею.
— Я такого не говорила, — поморщившись, возразила.
— Но точно подумала, — довольно скалясь, заметил Новак. — Сегодня ты реагировала особенно остро. Стало казаться, что это не я тобой пользуюсь, а ты мной.
От последних слов Матвея стало снова мерзко на душе. Он мной пользуется… Не стоило об этом забывать даже на секунду.
— Дам тебе немного времени на то, чтобы ты могла привести себя в порядок, — снова заговорил Новак, садясь в кровати и спуская с нее ноги на пол. У себя он, видимо, ничего прикрывать не собирался. — Потом отвезу домой. Учти, поедешь в вещах, в которых сюда пришла. А они сейчас словно из задницы.
Ничего другого я и не ждала услышать. Матвей скорее скажет очередную гадость, чем приласкает словом. Из его уст даже слово «крошка» звучит, как оскорбление.
— О… — выдохнула, тоже садясь в кровати. Одной рукой я прижимала покрывало к груди, чтобы оно не сползло, обнажая то, что Матвею видеть не желательно. И плевать, что он мало того, что неоднократно это лицезрел, но еще и трогал. Когда успел расстегнуть рубашку — другой вопрос. — Какое благородство. Аж противно…
— Держи язык за зубами, — отрезал Матвей, вставая и нависая надо мной. Его взгляд не обещал сейчас ничего хорошего. — Ты забываешься, с кем имеешь дело. И что я могу с тобой сделать. И с твоими близкими, о которых ты благополучно забываешь.
— Я не забываю! — тут уже я стала заводиться. Когда дело касалось матери и брата, я переставала себя контролировать. Уж слишком сильны были переживания за них.
— Хочется в этом верить, — сухо заметил Новак, отстраняясь. — Поторапливайся, куколка. Иначе я начну терять терпение.
И с чего вдруг такая резкая смена настроения? Будто ему противно рядом со мной находиться. С другой стороны, это не мешает ему со мной спать и не отпускать от себя, будто привязанную к руке собачонку.
Чтобы не сорваться, решила, что и в самом деле лучше одеться. Снова нужно было на что-то переключиться. Готовить я не собиралась. Матвею и так хватит. Лопнет скоро, если будет столько есть. А у меня аппетита не было.
Хотелось помыться, но времени и в самом деле было в обрез. Надо было успеть на работу и делать вид, что все нормально. И если первое пока еще было вполне выполнимо, на счет второго я не уверена.
Закутавшись в покрывало, пошла в ванную комнату, извлекать из стиральной машинки вещи. Которые, как и говорил Новак, оказались, пусть и сухими, но ужасно мятыми. Выбирать было не из чего, поэтому пришлось натягивать на себя одежду. Признаться, было жуткое желание ее выбросить. Что я и сделаю, как только у меня будет возможность переодеться.
— Быстро ты, — заметил Новак, когда я вышла из ванной. — Можешь быть послушной, когда хочешь.
Он уже стоял в коридоре, полностью одетый. И бодрый настолько, что хотелось снова послать его к черту. Потому что лично я чувствовала себя разбитой и уставшей. Еще мне было страшно возвращаться домой, к тем воспоминаниям, которые нахлынут на меня, как только я переступлю порог квартиры.
— Чего застыла, куколка? — спросили у меня.
— Ничего, — бросила коротко и поспешила в прихожую.
Когда увидела, в каком состоянии моя верхняя одежда, поморщилась. Кажется, ее тоже придется выбрасывать.