Заложницы вождя

— Верно, на столбах, — поддержал Ахмета Генка, — пусть все видят, как надо вершить справедливый суд. Да, братцы, осталась последняя инстанция. Ты утверждаешь приговор, Банатурский?

— Да, они заслужили смертную казнь! — Борис демонстративно отвернулся от уголовников. — Но, принимая во внимание их отсталый кругозор, может быть, стоит их помиловать? Вдруг кто-то из них еще прозреет. Борис удачно включился в розыгрыш. — Предлагаю, для острастки отлупить их, как сидоровых коз, а потом посмотрим.

Ребята обрадованно загудели. Уголовников мгновенно повалили на пол, содрали брюки и принялись пороть ремнями на виду деревенского люда. Били, не притворяясь, от души. После «экзекуции» только «Костыль», пошатываясь, поднялся на ноги, но и он долго не мог попасть ногой в штанину. «Бура» и вожак лежали на полу, не в силах даже пошевелиться.

Борис Банатурский попрощался с Сергуней и его другом и ушел из барака навсегда…

ТОВАРИЩ СТАЛИН РЕДКО ШУТИТ

Сталин словно не замечал Берии, сосредоточенно перебирал бумаги на дубовом столе, включал и выключал знаменитую на всю страну лампу под зеленым абажуром. Нарком внутренних дел терпеливо ждал, противно дрожа каждой жилочкой. Вождь знал за собой эту силу: молчание было подобно пытке, ибо ни один мудрец не мог предугадать, каков будет следующий ход Хозяина. Эти мгновения казались для Лаврентия Павловича бесконечными. Небожитель вне Кремля, здесь, в знакомом до мелочей кабинете Сталина, он был никто, амеба, которую Хозяин мог раздавить в любую минуту.

— Лаврентий, — наконец-то глуховато проговорил Сталин, поднял глаза. И Берия почувствовал, как похолодело под ложечкой. Этот взгляд сатанинских, всепроникающих глаз не обещал ничего хорошего. Берия досконально изучил своего Хозяина. Если долго молчит, держит на весу незажженную трубку, глядит, почти не мигая, — жди разноса. — Почему не докладываешь о сибирском немецком десанте?

— Зачем тревожить, все под контролем, Коба, все в кулаке! — Берия привычно хохотнул, зная, что ему одному можно подурачиться перед Хозяином. — Товарищ Калныш докладывает, что…

— Не знаю, что докладывает твой латыш. — Сталин мягко огладил ладонью красную папку, потом тронул оспины на лице. — На Западном фронте — ЧП, установка «катюш» попала в окружение, пришлось взрывать вместе с расчетом.

— Хорошо, хоть в руки фашистов не попала, — забеспокоился Берия, на мгновение, представив, что будет с ним, если фашистам удастся захватить хотя бы одну «катюшу» — главную ударную силу того времени.

— Почему не спросишь, как это случилось?

— Жду, когда сам скажешь.

— Скажу. Немцы стали окружать установку, «катюша» дала по ним два залпа, а снаряды, наши знаменитые реактивные снаряды, не разорвались, выходит, стреляли стальными болванками, дожили!

— Ты шутишь, Коба!

— Товарищ Сталин редко шутит, редко. Прикажи найти саботажников, узнай, кто испортил снаряды, достань их из-под земли. Лучше расстреляй сто невинных, чем упустишь одного виноватого. Да, за это тебя, Лаврентий, тоже расстрелять нужно. Иди!

Берия встал, хотел было оправдаться, мол, у него под рукой несколько тысяч лагерей, «трудармия», десятки, сотни оборонных заводов, откуда ему было знать, где были изготовлены эти злосчастные снаряды, но лучше было промолчать, попадаться под горячую руку Хозяина не стоило. Берия осторожно направился к двери, но выйти не успел.

— Вернись, Лаврентий, — голос Сталина стал мягче, — ты должен знать все, все предвидеть, мы с тобой отвечаем за исход войны. Эти выскочки-маршалы думают, что рисовать стрелки на картах, бросать миллионы солдат на смерть — самое трудное, нет. Трудней нам. Войска нужно обеспечить необходимым, обезопасить и накормить тыл. На, выпей минералки.

— Спасибо, у меня от твоих слов в горле пересохло, — с облегчением сказал Берия, присел на прежнее место, налил «боржоми».

— Действуй жестче! Беспощадней! Ты можешь. Здорово ты выселил этих…с Поволжья.

— Да, сто семьдесят железнодорожных составов с пособниками фашистов было отправлено за одни сутки. — Берия все еще был скован, он панически боялся Сталина, боялся потому, что не мог разгадать ход мыслей вождя, каждую секунду ожидая непредвиденного удара.

— Мы не имеем права позволять этой бабской немецкой «трудармии» спокойно отсиживаться в нашем тылу, есть наш трудовой хлеб. Фашисты рушат и жгут наши города, грабят и убивают, а мы деликатничаем, легкой работой загружаем, будто без этих немок мы фронт не обеспечим.

— Что делать, Коба?

— Прикажи Калнышу, прикажи другим начальникам лагерей и зон, где занята немецкая «трудармия», действовать более активно, пусть выжимают из них все, что можно, а потом… пусть выводят саботажников на чистую воду, провоцируют инциденты, и расстреливают без суда и следствия по законам военного времени! — Сталин примял указательным пальцем табак в трубке, но не поджигал ее.

— Почему именно с Калныша? Немки в Сибири работают на совесть.