Залпы с берега

Мне совершенно ясно представляется, как на невидимых из "скворешни" двориках краснофлотцы сноровисто изготавливают орудия к стрельбе, как задорно выкрикивают комендоры: "Замковый к бою готов!.. Наводчик готов!.." И правда, раньше, чем истекают все мыслимые, нормативы, командиры орудий докладывают на КП о готовности к бою.

Нет, не по ;крейсеру и не по эсминцу наша первая боевая стрельба. Но хоть цели не видно, она не становится от этого менее реальной и осязаемой. И мне кажется, что до комендоров доносится вся ненависть, вложенная в команду:

- По фашистской колонне!..

Слившись со своими сиденьями, наводчики крутят маховики, направляя стволы по заданному азимуту, под-нимая их на нужный угол возвышедия. Кажется, впервые в жизни произношу:

- Снаряд осколочно-фугасный! Заряд боевой!

Бойцы досылают боевые снаряды и заряды в каморы орудий. Замковые Кулинкин, Савин и Китаев всем телом наваливаются на рукоятки. И тяжелые замки, лязгнув, в три такта уходят в черный зев зарядных камор, разворачиваются, накрепко запирая их. Все это представляется так четко, будто я стою на огневой позиции,

- Беглый огонь, поорудийно, темп пятнадцать секунд!.. Первому орудию огонь!

Артэлектрик давит кнопку ревуна. Наводчики первого орудия, услышав его протяжный, хриплый звук, нажимают педали. Ствол пушки выплескивает желтое пламя и гром. Вздрагивает "скворешня", качаются макушки деревьев. Началась стрельба!

Через пятнадцать секунд - ревун, гром... Еще раз. Еще раз... Минута четыре снаряда. Минута - четыре снаряда. Восемь минут тридцать секунд:

- Дробь!

Смотрю на лица Клементьева, Муравьева: с них медленно сходит возбуждение. На лбу у обоих - капельки пота. А ведь им не приходилось выполнять физической работы.

- Ну, елки с палкой, кажись, неплохо сработали, - улыбается Сергей Сергеевич и застегивает верхнюю пуговицу кителя.

За последние недели он заметно изменился - вошел полностью в курс дела, восполнил пробелы в своей артиллерийской подготовке, избавился от многих штатских привычек. Но сейчас он похож на студента, свалившего каверзный экзамен. В радости своей Клементьев очень непосредствен.

Звоню на командный пункт дивизиона, докладываю Крючкову:

- Боевое задание выполнено. Израсходовано тридцать шесть снарядов. Осечек и пропусков нет.

- Молодец, Мельников, спасибо, - отвечает комдив.

- А насчет результатов что-нибудь слышно? - деликатно осведомляюсь я.

- Ты же знаешь, что с армейцами у нас связь только через сектор. А сектору сейчас не до нас.

Да, это так. Стреляли по площади. Может быть, нам и не доведется узнать, какой ущерб мы нанесли врагу. И все-таки настроение праздничное.

Звонит Герасимов. С начала стрельбы он был на огневой позиции - там, где все эти дни он проводит большую часть своего времени. И у него тот же вопрос от имени всех артиллеристов. Объясняю, как обстоит дело.

Говорю, что ущерб противнику мы наверняка нанесли и что в таких условиях успех нашей боевой работы надо оценивать по тому, как выдерживали мы темп стрельбы, насколько хорошо обслуживали люди материальную часть. А с этим у нас все в порядке. Командир дивизиона доволен.

Когда я спускаюсь на огневую позицию, парторг батареи Байдуков подходит ко мне:

- Жаль, мало постреляли, товарищ лейтенант. Но все-таки душу отвели. А как вы думаете, товарищ лейтенант, хоть на несколько минут фашистскую колонну мы задержали?

- Несомненно, и даже не на несколько минут, а побольше.

- Ну вот, - удовлетворенно кивает головой парторг,- и бойцы так же думают. Если этих гадов на каждом рубеже так задерживать, не дойдут они до нашего Ленинграда. Ни за что!

Словом, на батарее праздник.

А к вечеру приходит неприятное известие: по батарее нашего дивизиона на Тупурансари открыли огонь восемь неприятельских батарей. Люди держались исключительно стойко, но потери слишком велики, техника повреждена. Поэтому принято решение орудия и погреба взорвать, а людей эвакуировать на Бьёрке.

На следующую ночь у нас снова прозвучала команда "К бою!". Несмотря на то что действовать пришлось в потемках, все, как и накануне, проходило гладко. Но повод для стрельбы был весьма тревожный: противник пытался высадить десант на соседний с нами остров Пий-сари.

Снова били мы по ненаблюдаемой цели. Свой голос к нам присоединили еще три батареи. На этот раз итог совместного удара оказался осязаемым. После того как был дан отбой стрельбе, командир дивизиона позвонил и сказал, что десант разгромлен и противник в нашем районе отошел от кромки берега.

От сержанта Михайлова - того, что с четырьмя другими батарейцами был откомандирован в спецкоманду, пришло письмо. Он сообщал:

"В августе мы выехали в направлении Москвы, затем эшелон наш повернул на запад. В районе Ржева заняли огневые позиции. Вскоре береговые артиллеристы встретили фашистские войска сокрушительным огнем. От огня нашей батареи много было уничтожено танков, автомашин и фашистских солдат и офицеров. Но и наших немало полегло смертью храбрых..."