Залпы с берега

А на непокорный пятачок фашисты продолжали наседать еще десять суток. Они пытались сбросить в море ослабленные части 8-й армии и Ижорского сектора, завладеть мощными фортами. Этот плацдарм очень мешал им в планомерной осаде Ленинграда, к которой они теперь перешли. Мешали им тяжелые батареи, контролировавшие морские подходы к Кронштадту и достававшие своими снарядами оккупированные врагом населенные пункты и возводимые около них оборонительные сооружения.

Атаковали немцы яростно. Но не менее яростно отбивались прижатые к воде красноармейские и краснофлотские части. Выпадали, например, такие дни, когда батальону морской пехоты капитана Боковни по шестнадцать раз приходилось бросаться в контратаки. Это превосходило ставшее классическим в стихах Николая Тихонова: "Одиннадцать раз в атаку ходил отчаянный батальон".

У защитников плацдарма не было танков, не хватало минометов и автоматов. И можно смело сказать, что, если б не сокрушительный, почти непрерывный огонь всей артиллерии Ижорского сектора и помогавших ей кронштадтских фортов, бойцы не выдержали бы. Несмотря на все мужество и стойкость духа, они бы не смогли противостоять напору многократно превосходящих сил.

Фронт в конце сентября стабилизировался и здесь. И как было не вспомнить добрым словом генерала Григорьева, не пожелавшего сокращать линию обороны, взявшегося держать один из ее участков силами сектора! Это ведь определило размеры пятачка, сохранившего ширину вдоль залива более 60 километров и глубину 25 километров.

Вот тогда-то, с наступлением относительного затишья, у командования фронта и стала созревать мысль о перегруппировке сил, которая привела бы к упрочению позиций под Ленинградом и позволила сохранить прежнюю устойчивость обороны Ораниенбаумского плацдарма и острова Котлин. Так возникло решение перебросить с пятачка к Ленинграду остатки 8-й армии, сформировав вместо них Приморскую оперативную группу войск, пополненную за счет эвакуации Выборгского и Гогландского укрепленных секторов береговой обороны.

Приморская группа в составе 48-й стрелковой дивизии, 2-й и 5-й бригад и 3-го особого стрелкового полка морской пехоты была создана 2 ноября. Ее командующим стал генерал-майор А. Н. Астанин, членом Военного совета бригадный комиссар В. П. Мжаванадзе.

Командованию группы оперативно подчинялся Ижорский сектор. Основу его огневой мощи составляли форт "Краснофлотский", он же Красная Горка, или 31-й отдельный артиллерийский дивизион,, и форт Серая Лошадь (33-й отдельный артдивизион), а также четырехорудийная 19-я 180-миллиметровая железнодорожная батарея, незадолго до войны передислоцированная сюда с Черноморского флота. Кроме того, в состав сектора входили 196-й отдельный артдивизион, несколько батарей, созданных на базе школы младших командиров береговой обороны и развернутых на сухопутном направлении, и два бронепоезда - "Балтиец" и "За Родину", которыми командовали капитаны В. Д. Стукалов и В. Г. Кропачев. Всего тут было до тридцати батарей калибром от 45 до 305 миллиметров, несколько пулеметных рот, рота связи и различные обеспечивающие подразделения.

В дни наиболее ожесточенных боев за ораниенбаумский пятачок все береговые артиллеристы сражались с величайшей самоотверженностью. Характерной для них была, например, оценка,, содержащаяся в приказе Военного совета 8-й армии от 27 сентября:

"Наряду со множеством бойцов и командиров всех родов оружия, проявляющих героизм, громя врага нашей Родины, в последние дни особенно отличился коллектив бронепоезда "За Родину". Командиры и краснофлотцы; пренебрегая смертью, на своем бронепоезде выходят за боевые порядки нашей пехоты и огнем орудий наносят сокрушительные удары врагу".

К ноябрю Ижорский сектор стал закаленным, испытанным в огневых схватках соединением.

Вот примерно какую картину, хотя, может быть, и не столь подробную, представил я себе за время недолгого ночного путешествия из Кронштадта в Ораниенбаум.

Сходили мы на причал в кромешной тьме. Нас предупредили:

- Никаких признаков света! Не курить, спичек не зажигать. Иначе противник немедленно начнет артобстрел.

По темным улицам прошли мы в западную часть города. Здесь нас расселили в пустующей казарме.

С утра начались хлопоты по оформлению документов наших попутчиков, назначенных в Приморскую группу. Совершая путь от казармы до штабных учреждений, я вспоминал зеленый и уютный довоенный Рамбов - этим ласковым именем прозвали город моряки. Местами его трудно было узнать. Облик улиц изменили разрушенные дома. Одни из них превратились в груды обломков, у других обрушились стены, открыв, как в театральной декорации, комнаты с уцелевшей мебелью и домашней утварью. Над портом стоял чадный дым, прорезаемый малиновыми языками пламени, - горел топливный склад.

Несколько раз противник принимался обстреливать город из орудий. В полдень часто и гулко захлопали зенитки - начался воздушный налет.