Залы Штормового Предела

Они стояли в сушильной комнате среди потрескивающих жаровен и веревок для белья с сохнущими скатертями, где Лараджин складывала чистое белье. Талит пришел прямо из конюшни и все еще был одет в свой кожаный фартук. Его белая хлопковая рубашка с золотистыми и голубыми полосами запачкалась и воняла лошадьми и сеном. В отличие от домашних слуг, его работа заканчивалась в начале вечера, после кормления лошадей. Однако он часто работал до поздней ночи. Лараджин делала то же самое — за исключением того, что ее дополнительные обязанности были наказанием от господина Кейла, выполняемыми против воли, а не добровольно.

— Ты должна понимать последствия, — произнес отец напряженным голосом. Его глаза ни разу не встретились с взглядом Лараджин. — Привязанность между господином и служанкой всегда плохо заканчивается. Молодой господин непременно посчитал бы своим долгом обеспечить содержание любого ребенка от подобного союза, но внебрачный ребенок принес бы неприятности семьи Ускевренов. Ты не смогла бы исполнять свои обязанности, если бы вынашивала и нянчила младенца и…

— Это—то, что наиболее важно для тебя? — вставила Лараджин. — Неприятности господина? И мои обязанности? А правда?

Отец повернулся к ней с огорченным выражением.

— Долг иногда более важен, чем правда, — сказал он сердито. — Обязанности держат вместе домашние хозяйства — и семьи. Если бы не моя обязанность твоей матери, ты — Он внезапно остановился, как будто сказал слишком много.

— Ты больше заботишься о своих лошадях, чем о матери, — пробормотала Лараджин. — Или обо мне.

Она не намеревалась произнести это замечание так, чтобы отец его услышал. Лараджин почти повернулась, чтобы снять простыню с веревки, как отец резко развернул ее к себе.

— Я забочусь о тебе, — произнес он голосом, дрожащим от эмоций. — Хотя ты часто разочаровываешь меня. Хотя ты — не моя дочь.

Лараджин заморгала от удивления. Она открыла рот, чтобы спросить отца, не ослышалась ли она — действительно ли он произнес эти слова. Но вместо этого только прошептала — Что?

— Спроси свою мать, — ответил отец. Он позволил простыне опуститься подобно занавесе между ними.

Лараджин стояла, ошеломленная, когда ее отец, прихрамывая, вышел из комнаты. К тому времени, когда она подумала, что нужно побежать за ним, он уже ушел.

Она медленно шла по коридору, ее мысли кружились. Внезапно, долго кипящий гнев отца к матери обрел смысл. Если Лараджин была ребенком другого мужчины, тогда логично, что ревность Талита превратилась в горечь за эти годы. Лараджин видела, что отец все еще любит ее мать, но до сих пор никогда не понимала, почему он сдерживал свою привязанность — или почему он иногда пристально смотрел на Лараджин как будто бы, задавшись вопросом, кем она была.

Лараджин знала, что она не похожа на отца, так же, как и то, что она не разделяла никаких его манер. Тогда как отец выполнял свои обязанности так спокойно, как обузданная лошадь, Лараджин раздражало само прикосновение к форме служанки. Они отличались как тьма и свет.

Лараджин оказалась в дверном проеме одной из небольших кухонь. Ее мать здесь работала. Шонри Веллран наклонилась над тяжелым деревянным столом, меся тесто. Позади нее огонь ярко пылал в печи, и теплый воздух пахнул дрожжами и сливками.  Ее руки, белые от муки, скатывали тесто в длинные, тонкие линии, затем ловко сплетали их. Она выжимала сок из едко пахнущих фруктов на тесто, затем посыпала его коричневыми специями.

Лараджин уставилась на мать, пытаясь посмотреть на нее глазами отца. Шонри недавно исполнилось шестьдесят. Ее когда-то рыжие волосы поседели, и стали ближе к цвету пепла, и ее руки были покрыты морщинами. Хотя она была служанкой всю жизнь, мать Лараджин имела чувство собственного достоинства и нежную красоту, которую не вполне стерли годы тяжелого труда. Она была одной из привилегированных слуг старого господина и ее часто вызывали к большому столу, чтобы похвалить за изысканные кондитерские изделия, приготовленные с редкими специями из четырех концов Фаэруна.

Была ли Шонри призвана одним из гостей господина для оказания внимания разного рода? Была ли Лараджин тем незаконнорожденным ребенком от союза, подобного тому, который ее отец, как он думал, пытался предотвратить?

Как будто бы, ощутив пристальный взгляд Лараджин, Шонри подняла глаза. Она улыбнулась дочери и указала на ступу с зеленоватыми орехами.

— Лараджин, если ты закончила с бельем, ты могла бы ошелушить это для меня?

— Мама, я должна знать… — Вопрос умер на губах Лараджин. Но выражение ее лица передало его молча.

Мать покрыла плетеное тесто влажной тканью. — Что-то беспокоит тебя, — сказала она, жестом подзывая Лараджин ближе. — Скажи мне, что?

Лараджин оказалась не в состоянии сдвинуться с порога. Она крепко схватилась за дверную раму и сказала в порыве — Отец говорит, что я не его дочь. Я ему верю. И хочу знать, кто мой настоящий отец.

Вспышка гнева пересекла лицо Шонри. Через мгновение он сменился выражением решимости. Она похлопала по стулу рядом с ней. — Садись. Пора тебе узнать правду.