Замарайка

Есямэта рукой вытер мокрый, потный лоб.

- Отдай ружье.

- Со зверофермы никто не убегал, - сказал спокойно Хосейка. - Мать мне бы сказала. Она работает на звероферме. Ты ведь знаешь. Идем, заберешь свою одностволку.

- Думаешь, Нярвей наврала?

- А ты не догадался?

- Все равно отдавай мне ружье! - Есямэта крепко ухватил Хосейку за полу малицы. - Обещал - так отдавай. Идем в чум.

- Отпусти. Я не убегу, - сказал Хосейка, поворачивая голову на лай собак. - Хочешь, я скажу тебе правду?

- Говори.

- Собаки черную лисицу гоняют, - зашептал Хосейка на ухо толстяку. Помнишь, я тебе говорил, когда ружье просил? Я ее выследил.

- Если убьешь лисицу, шкура нам на двоих, - быстро сказал Есямэта, опуская руку в карман. - Ты вправду видел черную лисицу?

- Зачем мне врать?

- Кто тебя знает? Ты говорил, что рыбу к нартам привязывал.

- Поймал и не мог вытащить из воды.

- А не врешь?

Хосейка развернулся, чтобы ударить толстяка в нос за оскорбление, но громкий лай стаи удержал его.

- Тэбко убьет лисицу. Давай патроны!

- Убьешь - лисица на двоих!

- На двоих! - Хосейка схватил два медных патрона и побежал. Некогда ему спорить с толстяком.

Есямэта уселся на круглом мшистом камне и стал думать. "Хорошо, что я дал Хосейке патроны. Если убьет он черную лисицу, - будет на двоих. Надо слушать, когда начнут стрелять. Два раза подряд может садануть Тэбко из своей двустволки. Сероко пальнет один раз. Заряды у него слабые, не громче, чем хлопок ладони по комару. Если выстрелит Хосейка, тоже ясно: он пороху насыпает больше мерки!"

Есямэта был в нерешительности. Бежать к реке не имело смысла: собаки лаяли взахлеб недалеко за интернатом. Наверное, ему лучше не бегать по кругу, а сидеть на камне и ждать, что произойдет. Вскоре Есямэта заметил Хосейкину собаку.

- Лапа, Лапа! - ласково поманил он к себе собаку.

Но лайка не обратила на толстяка никакого внимания. Припадая на отбитую правую лапу, она хромала, иногда останавливалась и нюхала землю.

Лапа выглядела совершенно спокойной, и это удивило Есямэту. Не так вела себя собака, когда чувствовала зверя.

"Лапа умная собака", - подумал толстяк, проникаясь к ней уважением. Поднялся с камня и пошел за лайкой. Его вполне устраивало, что она медленно двигалась и не надо было за ней бежать.

Лапа дошла до разваленной поленницы дров и сразу изменилась: на загривке поднялась торчком шерсть, уши затвердели. Изменились даже шаги. Лайка суетливо прыгала, скуля и гавкая от возбуждения.

Добежав до угла интерната, Лапа вдруг развернулась и двинулась к своему чуму.

"Бестолковая собака, - подумал Есямэта. - Зачем Хосейка ее кормит? Стая гонит черную лисицу, а она соскучилась по мясу. В чум бежит!" Он схватил полено и со злостью кинул в собаку. Хотя полено не попало в Лапу, она взвизгнула и убежала.

"Убьет Тэбко черную лисицу, - подумал Есямэта и тяжело вздохнул, жалея себя. - Надо догнать Хосейку и забрать у него одностволку. Как мы разделим лисицу? Ни один охотник не приносил с охоты один хвост. Шкурку надо сдавать целиком!"

Собаки перестали надрывно лаять. В стойбище наступила удивительная тишина. Есямэта остановился и стал прислушиваться. По голосам хотел узнать, где бегают ребята.

В тундре обычно негде спрятаться. На ровном месте человека, оленя, зверей видно издалека.

Раздался дуплет. Есямэта завертел головой. Чуткие ноздри сразу поймали запах сгоревшего пороха.

"Тэбко стрелял! - подумал он уверенно. - Неужели убил черную лисицу?" Толстяк быстро побежал к берегу реки.

Собаки после второго выстрела снова громко залаяли. Стая сорвалась с места и мчалась вверх по течению.

Есямэту обогнала Лапа. Она бежала, наклонив круглую голову к самой земле, схватывая все запахи.

"Бестолковая собака, - снова подумал толстяк. - Теперь бежит в другую сторону. Не научилась следы читать!" Собачий лай затих где-то далеко за рекой. "Хосейка не охотник, - подумал с облегчением Есямэта. Не знал, где выбрать место. Надо правильно стать во время гона. Тэбко настоящий охотник, Сероко тоже охотник. Надо мне с ними договориться. Почему я об этом не подумал? Связался с Хосейкой. Вот дурак! Втроем мы бы давно уже убили лисицу. Заберу ружье у Хосейки и договорюсь с ребятами. Еще не поздно!"

И снова наступила удивительная тишина. Иногда над чумами низко проносились крикливые крачки и утки, с озер неслись встревоженные голоса селезней, гагар и чирков.

Новый выстрел раздался совсем рядом. Есямэта кубарем скатился к реке. Он растерянно шарил глазами по берегу, стараясь отыскать охотника и убитую лисицу.

Около большого камня стоял Сероко и продувал ствол ружья. Не обращая внимания на Есямэту, он вставил новый патрон.

- Промазал? - стараясь улыбнуться, спросил толстяк, подходя к товарищу.

- Я никого не видел.

- А зачем стрелял?

- Собак подзывал, - Сероко сонно зевнул. - Нярвей наврала. Не убегал лисенок. Я точно узнал. Все чумы обошел, спрашивал.

- Ты думаешь, Нярвей наврала? - стараясь казаться равнодушным, спросил Есямэта.

- Точно говорю.

- Я тоже так решил, - Есямэта засмеялся. - А дурак Хосейка носится за собаками. Я поверил Нярвей и дал ему два патрона. Пусть побегает! Ты его не видел?