Замарайка

«Надо еще сосчитать лебедей!» — Хосейка задумался. Он хорошо представлял себе всю трудность работы. Принялся вспоминать знакомых птиц и называл их, загибая пальцы на руках:

— Поганка — раз, гагара — два, крохаль — три, лучок — четыре, савка — пять, чирок-свистунок — шесть, крыжень — семь, турпан черный — восемь, нырок белоглазый — девять, казарка краснозобая — десять, лебедь-шипун — одиннадцать! Ого сколько! — он посмотрел на растопыренные пальцы двух рук, к которым еще занял, чтобы сосчитать второй десяток. — Шилохвостка — двенадцать, гусь-гуменник — тринадцать, чернеть морская — четырнадцать!

От удивления он даже прищелкнул языком.

Скоро новые заботы заняли мальчика. Он прошел много перекатов и ям, а хариусов не видел.

— Выдра — обжора! — сказал вслух Хосейка, ускоряя шаги. — Надо ее выгонять!

На мальчика вылетела мокрая Лапа. В зубах черная лайка держала большого хариуса с красными плавниками.

Собака обрадовалась хозяину и замахала скрюченным хвостом. Бросила рыбу.

— Лапа, а ты лопала? — заботливо спросил Хосейка, подымая с земли рыбу. Достал острый нож.

Лапа облизала языком губу, чтобы хозяин понял, что она не зря проводила время.

— Держи конфету. Тебе понравится. Мария Ивановна дала! — Хосейка быстро разрезал извивающуюся рыбу. Принялся с наслаждением грызть. — Я очень есть хочу.

Лайка проглотила конфету вместе с бумажкой.

— Лапа, а ты друг человека! — сказал неожиданно Хосейка. — Я убедился: меня накормила. Я об этом напишу!

Хосейка осторожно вошел в стойбище. Тропинка по замятой траве крутилась между чумами и рублеными домами. Мальчик шел не спеша. Хотел встретить ребят. Надо было узнать, не рассказала ли Нярвей о капкане, не приходила ли Мария Ивановна к матери.

Но ребят не было. Поравнявшись с чумом Сероко, Хосейка хлопнул рукой по нюку.

В дверь испуганно выглянули сестры: Аня, Падернэ, Салейка, Ябтане и Окся.

— Загадки хочешь загадывать? — радостно закричали сестры все сразу.

— Я приду к вам! — Хосейка пытливо всматривался в круглые лица девочек. — А Сероко где?

— Сеть пошел ставить! — сказала Аня.

— Рыбу поймает! — мальчик уверенно зашагал к своему чуму.

Хосейка долго еще возился перед чумом. Двигал грузовые нарты, перевязывал грузы. Попался ржавый капкан. Он хотел его выбросить, но разум взял свое. «Пеструшек в тундре много, — подумал он. — Зимой придет большая охота. — Старым жиром старательно смазал скобу. — Я буду ловить песцов!»

— Иди есть! — негромко позвала мальчика мать.

Хосейка похлопал руками по вьюкам, подергал рукой веревки, проверяя укладку зимних вещей. Вперевалку, медленно вошел в чум. Подогнул ноги, сел на латы.

Мать посмотрела на сына с любовью, как не смотрела давно. Мальчик это заметил.

— Садись, шатун! — положила на низкий стол оленье мясо с белыми кусками жира.

Хосейка нашел на поясе нож. Отрезал от мяса кость.

— Держи, Лапа!

Мать недовольно посмотрела на сына, но ничего не сказала: охотник должен помнить о своей собаке.

Хосейка грыз крепкими зубами мясо, подрезал острым ножом под самыми губами. Посасывал. Расправился с первым куском, принялся за второй.

Мать с удовольствием смотрела на сына. «Хороший работник — быстро ест. Плохой — лижет куски. Исправится парень!» — Она заботливо пододвинула ему миску с мясом.

Хлопнула пола нюка. В чум влезла Нярвей с сумочкой для шитья.

— Ань-дорова-те!

— Ань-дорова-те! — приветливо улыбнулась старая Хороля. — Солнышко, почему ты не заходишь в наш чум? Почему твоя дорога проходит мимо?

— Некогда мне, уроков много надо делать! — оправдывалась девочка.

— А Хосейка говорил, что Мария Ивановна голову потеряла… плохая у нее башка… задачи не дает решать!

— Правда… стала Мария Ивановна забывать! — Нярвей метнула быстрый взгляд на хмурого мальчика. — Вчера ничего не задала, сегодня позволила, чтобы мы бегали! — Девочка вытряхнула на колени кусочки белого и черного меха, трафареты из белой бересты. — След медведя у меня не выходит… У меня тоже худая башка… все забыла.

Хороля быстро подобрала сшитые кусочки меха, приглаживая взъерошенные ворсинки.

— Покажу тебе, — сказала старая Хороля. — Мои глаза видят локоть лисицы, здесь и заяц ушки оставил; хорошо у тебя получилась березовая ветка.

— А след медведя не выходит! — упрямо повторила девочка.

Мать улыбнулась.

— Стежки надо делать мельче! А выкроила ты правильно! Нравятся мне твои узоры — одинокий соболь и красивые рога!

Хосейка смотрел на хитрую Нярвей. Не зря она пришла в чум. Что-то задумала. Неужели мать забыла, что за эти же орнаменты хвалила ее прошлый раз? Это Учкалы могла косо нарезать палочки и кубики. Все палочки валились, как куст яры во время ветра. А у Нярвей рука точная!

Нярвей погладила Лапу и громко сказала:

— Хороший нос у Лапы! — Посмотрела на Хосейку. — Шибко сегодня зверя гоняла. Зимой доставит большую радость хозяину!

— Молодая собака! — сказала мать. — Нос есть! Хромать стала, пальцы отбила.

— Пальцы заживут! — Нярвей поторопилась успокоить Хоролю. — Льдом, наверное, срезала.

Пока мать разговаривала с Нярвей, Хосейка подсунул Лапе большой кусок оленьего мяса.

— Есть хочешь, солнышко? — спросила Хороля.