Заместитель.
Может быть. Но в таком случае его неприязнь к женщинам выглядит еще более странно.Режиссер.
Ну, так что?Заместитель.
В принципе — ничего. Хотя, однако, с другой стороны…Директор.
Пан директор, у меня трудности с этой Золушкой.Директор.
Да, слышал.Заместитель.
Может, на нее нажать легонько?Директор.
Не понимаю.Заместитель.
Ну, прищучить. Легонько.Режиссер.
Она ведь главная героиня, без нее нельзя.Директор.
Ничем не могу помочь. Вы знаете такое слово: гуманизм?Заместитель.
Гуманизм… Что вы под этим понимаете? Плакать при чтении сказок? Но ведь они потом возвращаются домой — и что? Убегают из дома в колонию!Режиссер.
Было так?Директор.
Случалось.Заместитель.
Знаете, какой им нужен гуманизм? Прижать их, посадить в карцер на хлеб и воду, обрить голову, запретить свидания, взгреть, — вот это и есть гуманизм. Это поможет им жить потом на свободе.Директор.
Что ж, я и сам временами сомневаюсь, должны ли мы давать им поблажки… Ведь они потом возвращаются в семьи… Однако нельзя же исходить только из этого! Мы должны достучаться до их душ, помочь девушкам найти и сохранить себя. В этом я вижу гуманизм. И то, о чём вы говорите, далеко не гуманизм, а нечто совершенно противоположное. Пожалуй, вам не слишком подходит роль воспитателя. Честно говоря, я это уже давно заметил.Заместитель.
Я окончил курс с отличными оценками.Директор.
Да, знаю, но это ничего не меняет.Заместитель.
Если говорить откровенно, то я вовсе не рвался на эту работу. Вообще-то я должен был стать летчиком.Директор.
Летчиком?Заместитель.
Да.Директор.
Не знал.Заместитель.
Все у меня шло не плохо, если бы не загвоздка со взлётом и посадкой. Я так ни разу и не приземлился.Директор.
Так каким же чудом вы здесь?Заместитель.
Инструкторы помогли.Директор.
А почему у вас не получалось?Заместитель.
Не знаю. Может, нервировало, что я всегда приходил на сбор последним.Директор.
Отчего же вы приходили последним?Заместитель.
Понимаете, любопытная штука. Каждый раз перед тем, как выбежать, я должен был сосчитать все койки.Директор.
Зачем?Заместитель.
Не знаю, сам удивлялся. Но если я так поступал, то, видимо, это зачем-то было нужно? Вы как думаете?Директор.
Не знаю, может.Заместитель.
Наверняка. Хуже всего, что этих коек было восемьдесят две. Если б меньше, то я, конечно, так бы не опаздывал.Режиссер.
Ну, репетируем, репетируем. Кавалеры просят дам. Встать парами.Режиссер.
Золушка сейчас свободна.Директор.
Не хочешь играть?Золушка.
Я играю.Директор.
Но не хочешь ничего о себе рассказать?Золушка.
Нет. А что, вас напустили на меня?Директор.
В каком-то смысле. Не любишь сказок?Золушка.
Не люблю. Мне страшно много рассказывали сказок, особенно мой отец. Мы ходили в парк, он показывал мне уток — и что ни утка, то была заколдованная принцесса, что ни лягушка — то принц. Бедный отец, он сам верил в эти красивые сказки, — что уж обо мне говорить! Потом все это мне боком вышло… Так что будет?Директор.
Это зависит от тебя.Золушка.
Разве не будете пугать меня? Что разделаетесь со мной, если не соглашусь, и прочее в этом духе? Что вы так смотрите?Директор.
Так, смотрю.Золушка.
Только не заплачьте от жалости ко мне.Директор.
Не бойся. Если и заплачу, то от жалости к себе.Золушка.
К себе?Директор.
Есть основания.Золушка.
Ну, вот. А я думала, раз директор, то уж его ничем не прошибешь.Директор.
Почему ты шарахнула отчима по голове?Золушка.
Прошу вас не выражаться.Директор.
Впрочем, я, пожалуй, знаю.Золушка
Директор.
Я думаю, что ты защищалась от него.Золушка.
А вы считаете, что не стоило?