В павловское время много было выключенных из службы дворян, которые охотно принимали всякие, даже низкие должности у знатных вельмож. Известный любимец императора Павла I, князь Куракин, как уже выше сказано, в своем богатом саратовском имении Надеждино сделал у себя, наподобие посещенных им дворов владетельных княжеств, собственный двор. Совершенно бедные дворяне за большую плату принимали у него должности главных дворецких, управителей, даже шталмейстеров и церемониймейстеров. У него жил очень видный собою майор, которого обязанность состояла только в том, чтобы с палкою в руках ходить перед князем, когда он шел в свою домовую церковь. Но и помимо него было множество любезников без должностей, которые составляли княжескую свиту. Всякий день, даже в будни, за столом гремела музыка, а в праздники были большие выходы. Разделение времени, дела и забавы, - все было подчинено строгому порядку и этикету. Изображения Павла I находились у него во всех комнатах; в саду и в роще, там и сям встречались весьма изящные памятники знаменитым друзьям и родственникам. Князь наслаждался и мучился воспоминаниями Трианона и Марии Антуанетты, посвятил ей деревянный храм и назвал её именем длинную, ведшую к нему, аллею. Такие державные затеи имели довольно смешную сторону.
В двадцатых годах текущего столетия был известен своими чудачествами князь Иван Александрович Голицын, носивший в обществе прозвище Jean de Paris[138]
по названию современной оперы. Князь отличался большою расточительностью: в Париже, во время пребывания наших войск, он выиграл в одном игорном доме миллион франков, а спустя несколько дней проигрался так, что ему не на что было выехать из города. Женившись на Всеволожской, он оказался холостяком тотчас же по совершении брачного обряда, так как, выходя из церкви, жена подала ему портфель и оказала: «Вот половина моего состояния, а я - княгиня Голицына, и теперь все кончено между нами!» Такая характерная черта довольно ясно обрисовывает эту женщину. Она впоследствии принадлежала к обществу женщин-мечтательниц, объединившихся вокруг г-жи Крюденер.Голицына была главною распорядительницею в деле переселения этой колонии женщин на южный берег Крыма. Отплыли они из Петербурга водою, в большой барке. Голицына поражала всех своим мужественным видом: она ходила в длинном сюртуке и суконных панталонах, с плетью в руках, которою собственноручно расправлялась с своими домашними и даже окрестными татарами. Не только они, но исправники, заседатели и прочие трепетали перед деспотическою женщиною. Ездила она верхом, как мужчина, и подписывалась в письмах «La vieille des Monts», что остряки переводили как «La vieille Demon»[139]
. Муж её, Jean de Paris, служил адъютантом у великого князя Константина Павловича. По рассказам современников, он был очень забавен при своей сановитости в обстановке и кудреватости в речах. Князь был от природы немного трусоват. Однажды он ехал в коляске с великим князем, и скакали они во всю лошадиную прыть.Это Голицыну не очень нравилось. «Осмелюсь заметить, - сказал он, - и доложить вашему высочеству, что если малейший винт выскочит из коляски, от вашего высочества может остаться только одна надпись на гробнице: здесь лежит тело его императорского высочества великого князя Константина Павловича». - «А Михель?» - спросил великий князь. Михель был главный вагенмейстер при дворе великого князя. «Приемлю смелость почтительнейше повергнуть на благоусмотрение и прозорливое соображение вашего высочества, что если, к общему несчастью, не станет вашего высочества, то и Михель его высочества бояться не будет».
Князь, как мы выше уже сказали, был страстный игрок. Житье в то время в Варшаве носило характер бивуачный и азартная игра велась сильная, проигрыш его в самое короткое время достиг чудовищных размеров. Он вышел в отставку, имея до пяти миллионов долгу.
Судьба этого князя очень сходна с судьбой его однофамильца - тоже названного именем любимой тогда оперы «Cosa rara»[140]
.Этот Голицын имел 24000 душ крестьян и громадное состояние, которые пустил прахом: частью проиграл в карты, частью потратил на неслыханное сумасбродство. Он ежедневно отпускал кучерам своим шампанское, крупными ассигнациями зажигал трубки гостей, бросал на улицу извозчикам горстями золото, чтобы они толпились у его подъезда, и прочее. Прожив таким образом состояние, он подписывал не читая векселя, на которых суммы выставлялись не буквами, а цифрами. В конце своей жизни он получал содержание от своих племянников и никогда не сожалел о своем прежнем баснословном богатстве, всегда был весел духом, а часто и навеселе.
ГЛАВА XIV