Замечательные чудаки и оригиналы

Для представления шарады было выбрано слово, напр., трех значений, что и составляло три части представления. В первой части на авансцене открывался бал; несколько особ из общества танцевали польский, мазурку, вальс. Во второй части на средине сцены появлялась в богатом наряде, на воздушной колеснице, предшествуемая и окруженная Лелями, в виде крылатых детей, с венками, богиня Лада; за колесницею стоял Полев с венком и факелом. В третьей части сцена наполнялась призраками и тенями. Когда все это размещалось живописными группами, на средину сцены выходила в русском платье и в мантии, украшенной эмблемами, Баллада и читала известное стихотворение Жуковского: «Раз в крещенский вечерок» и проч.

Во время чтения известной A.M. Колосовой, впоследствии Каратыгиной, были представлены в лицах мечты и видения поэта, из числа которых, в живых картинах, были различные наши святочные гадания: с башмачком, бросаемым за ворота; с петухом, кормимым отборным зерном; с зеркалом, в котором видится изображение суженого, и проч.

Загадка изображалась по-французски. С одной стороны на сцену выходил мудрец в черной мантии, углубленный в чтение огромной книги (livre), а с другой – разносчик с весами и фунтовыми гирями. – Le livre (книга) и la livre (фунт).

Логогриф – тоже по-французски: с одной стороны, ученый с книгою (livre), с другой – пьяница, пишущий ногами мыслете (ivre).

Каламбур представлялся по-русски. При поднятии занавеса публика видела на сцене охотника, держащего нож над убитым тетеревом; затем на сцену являлся чтец и читал оду Третьяковского, смысл которой понять было очень трудно. Каламбур выходил – «дичь порет».

Анаграмма изображалась по-французски так: деревенский бальи, в треугольной шляпе, в старинном французском кафтане и штиблетах, при трости, украшенной огромным бантом, отказывает толпе просителей и просительниц, говоря: «Je cause au suppliant une douleur extreme. – Retournezmoi». Его поворачивали на другую сторону, и те же просители подходили и опять получали отказ. После чего лицо, игравшее бальи, обращалось к партеру и произносило: «И я все один и тот же» («нет»). Затем, в транспаранте, появлялось слово «поп». Мы выше рассказывали о Константине Бултакове, умевшем остроумными шалостями не только составить себе известность в гвардии, но и заслужить себе пощаду со стороны великого князя Михаила Павловича. Меньшой брат его, известный под именем «Паши», тоже немало напроказил в свое время. За одну дикую выходку в театре он понес строгое наказание на Кавказе. В сороковые года вся московская молодежь, чуткая на все изящное, черпала свои восторги в балете. Балет в те годы в Москве украшали танцовщицы: Санковская, Ирка-Матьяс и Андреянова; танцы последней, некрасивой, но грациозной, привлекали довольно много публики в театр. Она была действительно пленительна, особенно при полете через сцену на развевающемся шарфе, и тогдашний поэт-балетоман пел:

Когда волшебницей в «Жизели»
На легкой дымке вы летели.

И вдруг этой-то Андреяновой Паша Бултаков кинул на сцену мертвую кошку с привязанною к хвосту надписью «первая танцовщица».

Бултаков был «санковист», почитатель танцовщицы Санковской; орудием его был какой-то дюжий мещанин, который и бросил кошку из райка, с правой стороны сцены. Андреянова в это время танцевала в балете «Сатанилла». В тот момент, когда танцовщица и ее партнер Монтасю, окончив pas, остановились в чрезвычайно грациозной позе, к ногам Андреяновой упала кошка с длинной широкой лентой. Монтасю, поднял упавший предмет и, разглядев его, взглянул на публику и, откинув от себя далеко за кулисы кошку, выразил мимикой знаки укоризны, относящиеся к публике. Андреянова закрыла лицо руками и видно было по судорожным движениям груди и плеч ее, что она плакала. Смятение в публике и на сцене трудно было передать: в партере и ложах все встали, начали раздаваться крики участия к невинно пострадавшей артистке. Сцена наполнилась актерами в обыкновенных костюмах; они подходили к Андреяновой с знаками участия, публика кричала, топала ногами, стучала стульями и креслами; дамы махали платками. Затем на сцену посыпались венки, букеты, и буквально артистка была закидана ими. Полиция заметалась, мгновенно оцепили все ложи и раек, и в этот же вечер открыт был виновник глупого поступка.

Старшего брата, некогда блестящего остроумца, характеристику которого мы выше рассказали, в те года в Москве видели ходившим сгорбленным стариком; у него после отнялись ноги, и он доживал свой век на квартире у отца. Видеть этого оригинала можно было часа в три или четыре, – это было самое показное его время, к которому он успевал отмыть и приодеть себя от полуночного пьянства.