– Я не совсем это имела в виду, – возразила я, на самом деле не имея понятия, что именно имела в виду. – Скорее как к человеку… – Моя фраза жалко повисла в полной тишине, которая теперь воцарилась в пабе.
Иврард встал с бокалом.
– Вам, как вижу, пиво не нравится, – сказал он, кивая на мой бокал и словно бы стряхивая отстраненность. – Чего бы вам на самом деле хотелось?
– То, что вы пили, выглядело неплохо.
– Сомневаюсь, что вам это подойдет. Принесу вам джина с апельсином или лаймом – они совершенно безвредны.
Я почувствовала себя несколько униженной, но была рада, когда он вернулся от стойки с джином и апельсиновым соком, а отпив глоток-другой, даже повеселела.
– Почему вы сказали, что хотите горькое, когда совершенно очевидно, что вы его не любите? – спросил Иврард.
– Честно говоря, не знаю. Я думала, что именно это полагается пить в пабе. Я не привыкла к спиртному.
– Вот и оставайтесь такой, как есть. К такому не следует привыкать, – сказал он, как мне почудилось, несколько педантично. – Вам полезнее читать про кардинала Ньюмена.
Я рассмеялась.
– В школе нам иногда позволяли выбирать гимны, но мисс Риду никогда не разрешала петь «Веди нас, добрый свет», поскольку считала его слишком мрачным и неподходящим для школьниц. Разумеется, мы его любили.
– Могу представить. Женщин иногда совершенно невозможно понять.
Я некоторое время размышляла над этим замечанием, спрашивая себя, к чему оно приведет, а потом вдруг удивилась: как я, глупая, сразу не догадалась, что он хочет поговорить о Елене Нейпир. Иврард Боун пригласил меня не ради моего общества – точнее, даже не пригласил, не дав мне шанса появиться одетой получше и без холщовой сумки, а просто подстерег на улице.
– Полагаю, каждый пол считает, что противоположный трудно понять, – изо всех сил постаралась я. – Но, наверное, не стоит ожидать, что сможешь многое знать о других людях.
– Знания не всегда можно избежать, – отозвался Иврард. – Некоторые вещи совершенно очевидны и бросаются в глаза даже самым невосприимчивым.
Я подумала, что мы не можем бесконечно говорить загадками – слишком уж много это требует усилий. Отпив довольно большой глоток, я храбро сказала:
– Мне кажется, что женщины, возможно, иногда выдают свои чувства, сами о том не подозревая.
– Вы тоже это заметили?
– Ну да, конечно, – отозвалась я, понятия не имея, о чем речь. – Зачастую это трудно скрыть.
– А скрывать следует, – раздраженно отрезал он. – Особенно если сам роман совершенно невозможен, а чувства безответны. Если они действительно намерены расстаться, все может обернуться крайне неловко и неприятно.
– О чем вы, собственно, говорите? – изумленно спросила я.
– Вы и сами должны знать, что о Нейпирах. Елена ведет себя самым глупым и бестактным образом.
– Боюсь, в последнее время мы с ней мало видимся, – сказала я, будто могла ей чем-то помешать.
– Позавчера она явилась ко мне на квартиру после десяти часов вечера одна, совершенно одна, и просидела почти три часа, разговаривая, хотя я делал все возможное, чтобы заставить ее уйти.
Не могла же я спросить, к каким методам он прибег.
– Разумеется, мне в конце концов пришлось выйти вместе с ней, чтобы найти ей такси… Вы сами согласитесь, что я не мог поступить иначе, – продолжал Иврард. – А к тому времени был уже час ночи, и, разумеется, я не ожидал, что на улице будет много людей, да еще таких, кто знает нас обоих.
– Вы кого-то встретили? – спросила я, чувствуя, что история вот-вот станет по-настоящему увлекательной.
– Да, получилось крайне неудачно. Только мы вышли из дома, а нам навстречу – подумать только! – Эпфельбаум и Тирелл Тодд. Вот уж кого бы я хотел увидеть в последнюю очередь.
– Тирелл Тодд – это тот самый, что читал доклад о пигмеях, да? – спросила я в честной попытке разобраться, кто есть кто. – А Эпфельбаум задавал вопросы после вашего доклада.
Иврард раздраженно поморщился, недовольный, что его прерывают по пустякам, а я умиротворяюще заметила:
– Не понимаю, с чего вам волноваться из-за встречи с ними. Уверена, они ничего такого не подумали. Антропологи, должно быть, сталкиваются с самым странным поведением в примитивных обществах, поэтому наши поступки, наверное, считают совершенно безобидными.
– Не верьте этому. Тирелл Тодд упивается мелкими сплетнями.
Я воздержалась от шутливого замечания, что из-за работы среди пигмеев у Тодда и ум стал пигмейским, и продолжила задавать успокаивающие наводящие вопросы:
– Но они-то что делали вдвоем так поздно? Вполне возможно, что-то неподобающее. Они с вами заговорили?
– Нет, только пожелали доброго вечера или что-то в этом духе. Думаю, мы все были немного удивлены.
– Четыре антрополога неожиданно встречаются на лондонской площади в час ночи. Тут и впрямь есть чему удивиться.
– Все-то вы превращаете в шутку, – обиженно, но с тенью улыбки сказал Иврард.
– На мой взгляд, вся эта история звучит слегка нелепо. Если увидите ее в таком свете, перестанете беспокоиться.
– Но Елена так неосторожна, и, насколько я знаю Рокингхема, от него нечего ждать разумного поведения.