Я согласилась, что действительно не стоит, и вообразила себе глаза-бусинки Уильяма – округлившиеся и испуганные. Но открыток с видом «Старой доброй сороки» не нашлось вообще никаких, и даже если бы я расхрабрилась послать открытку Роки, то все равно не смогла бы написать о последней розе лета и облаченном в плющ купидоне.
– Как раз поспеем на пятичасовой автобус, – сказала Дора. – Если он не забит теми жуткими попами.
На остановке мы оказались в самом конце длинной очереди, а когда автобус пришел, место нашлось лишь для полудюжины пассажиров. Я заметила, как с верхней площадки на нас смотрит группка священников, и мне почудилось, что папа и его догмы в конце концов взяли верх.
Глава 22
Неделю спустя я сидела за своим письменным столом, сочиняя очередное письмо Роки. Был один из тех печальных вечеров конца сентября, когда, включая электрообогреватель, понимаешь, что лето безвозвратно прошло. Я уже полчаса пыталась начать писать, но вместо этого слушала, как за окном тяжело стучит проливной дождь. Я не писала, поскольку не знала что сказать. О мебели писать было уже трудно, но бесконечно сложнее было сказать Роки, что Елена жалеет об их ссоре и что они должны помириться, что он должен принять ее назад. Но, с другой стороны, кто кого должен принять назад? В этом была вся суть, ведь я забыла, если вообще когда-нибудь доподлинно знала, кто из них виноват. Неспособность как следует помыть салат, горячая кастрюлька, небрежно поставленная на ореховый стол… сейчас мне казалось, что все сводилось к этому. Но оставался еще Иврард Боун… Какую роль он тут сыграл? Казалось бы, она свелась к роли встревоженного наблюдателя, которому не хочется никаких «неприятностей». Я улыбнулась про себя, вспомнив тщательно составленные фразы на открытке, которую я ему послала. «Дольмен в Дартмуре» – хотя бы название звучало приятно для слуха. «Мы сегодня туда ходили… Вы там бывали? Красивейшее место. По счастью, погода стоит ясная, и вид открывается замечательный. С добрыми пожеланиями – м. Лэтбери». С такой двусмысленной подписью, которой я обычно не пользуюсь, я могла бы быть и мужчиной, и женщиной, впрочем, фразы слишком уж мужскими не назовешь. Уильяму Колдикоту повезло больше: он получит отличную картинку с оркестровым помостом к Брильянтовому юбилею королевы Виктории и с несколькими шутками, слишком банальными, чтобы их тут повторять. Подходящей открытки для Роки я не нашла.
«Дорогой Роки… – Взяв чистый лист бумаги, я вернулась к письму. – Я только что возвратилась с отдыха в Девоншире, где случайно встретила Елену». Хорошее, четкое начало. Я напишу, что она выглядела скучающей и несчастной, а потом, возможно, спрошу, как у него дела. Затем надо будет ввести более личную ноту… «Не сочтите за назойливость, но мне кажется…» Что мне кажется? Я задумалась, слушая, как дождь застучал сильнее… И почему, собственно, он должен обращать внимание на мои слова?
Пронзительная трель дверного звонка заставила меня вздрогнуть, точно у меня за спиной выстрелили из пистолета. Это еще кто? Час, конечно, не слишком поздний, чуть больше половины десятого, но я понятия не имела, кто бы мог заглянуть ко мне без предупреждения, да еще в такую дождливую ночь. Я довольно неохотно спустилась на один пролет, но, услышав, как дождь барабанит по крыше, поспешила, сообразив, что стоящий у двери, наверное, промок до нитки.
Только я начала поворачивать ручку, как услышала, что меня окликают по имени. Голос принадлежал Уинифред Мэлори. Ее я никак не ожидала, поскольку считала, что она уютно устроилась у камина с Джулианом и Аллегрой в доме священника, где мне в последнее время как будто не были рады.
– Ах, Милдред, слава богу, что вы дома!
Втянув ее внутрь, я поняла, что на ней сухого места нет. Потом заметила, что она без пальто и шляпы, что на ней лишь тонкое платьишко, а на ногах что-то вроде тапочек, раскисших от воды.
– Уинифред? Что вы делаете в таком виде? Вы, должно быть, с ума сошли, раз вышли даже без зонтика.
Наверное, говорила я резко, поскольку она отшатнулась, словно собиралась снова уйти, и я увидела, что она плачет. Поэтому я повела ее к себе в гостиную и, усадив в кресло перед калорифером, поймала себя на том, что включаю вторую батарею и втыкаю в розетку электрический чайник еще прежде, чем подумала, что это надо сделать.
– Ни минуты дольше не могла остаться в одном доме с этой женщиной! – вырвалось у Уинифред.
– С какой женщиной? – глупо переспросила я, думая, как же мелодраматична Уинифред со своим «эта женщина»: ведет себя словно персонаж пьесы или романа.
– С Аллегрой Грей, – запинаясь, выдавила та, заливаясь слезами.
Я была так поражена, что не нашлась что ответить, а только не к месту подумала: ну почему любая проблема обязательно застает меня с чайником в руках?
– Но я считала, что вы такие хорошие подруги, – только и сказала я, когда слова все-таки нашлись.