Замена

 Сам-то я не местный. Я бы и не знал об этой роще ничего, но ведь понимаете — работа такая: люди ходят по дороге туда-сюда, заходят в «Свинью», друг другу о своих приключениях рассказывают. Только не подумайте, что я подслушиваю чужие разговоры! Просто люди иногда немного перебирают — ведь не каждому дано оценить вкус савантейского — поэтому и пьют такое, что… — Он зажмурился и живо изобразил лицом как может выглядеть человек, съевший полную корзину лимонов. — Словом, гадость всякую пьют. А потом очень громко разговаривают. Даже если к каждому уху привязать по подушке и спрятаться в подвале — все одно слышать будешь, как если бы напротив говоруна сидел. Ну вот, стало быть, первый раз об этой роще я услышал шесть лет назад, когда всего этого, — он обвел рукой внутренний дворик, — еще не было. Мы со старшим братом приехали сюда присмотреть место, привезли с собой работников и только-только начали строиться, когда к нам забрел слепой нищеброд с мальчишкой-поводырем. Он выпросил у наших каменщиков горбушку хлеба, и в благодарность за это рассказал давнишнюю историю о последнем колдуне орков, жившем на земле людей и творившем здесь свои безобразные обряды. Тому капищу, что вы видели, лет больше чем любому из людских городов. И с самого первого дня, что оно стоит, кровь над ним лилась рекою — и тягучая, как древесный сок, кровь эльфов, и жидкая, словно родниковая вода, кровь орков. А когда пришли сюда люди, то и людская. И этой-то, красной крови, было пролито более всего, потому что пришлась она по вкусу тому, кому было посвящено это место. Да и мучения людей, чувствующих боль гораздо острее любой другой расы, тоже доставляли этому демону несказанное удовольствие.

Колдуну не нужно было ни денег, ни власти, ни женщин, ни славы, ни знаний. Он был приставлен к капищу только с одной целью — правильно выполнять все положенные обряды, истязать жертвы перед умерщвлением во славу своего вечно голодного демона. И обречен он был жить вечно, пока стоит идолище в окружении камней. Вечно убивать разумных, причиняя им адские муки, а сердца и головы складывать к ногам своего хозяина.

Не знаю, да и нищий тот не знал, а то бы обязательно поведал, сколько времени проводил колдун свои нечистые обряды, но двести пятьдесят лет назад началась война между нашим добрым королем Дагобером Третьим и Советом Шаманов племени орков. Поначалу, казалось, что люди берут верх: наш добрый король согнал ненавистное племя со своих кочевий, лишил их стада пастбищ, захватил несколько храмов. Но потом, когда уже вроде бы все уверились, что всё решено, в ход войны вмешался Колдун из Рощи. Нищий говорил, что орки и сами не рады были этой помощи, потому что расплатой за неё были и их жизни, много жизней. Да только показал колдун Совету Шаманов в стоячей луже ближайшее будущее их мохнорылого племени и орки вынуждены были согласиться.

Трактирщик Ян замолчал, переводя дух, а Бродерик, щедро плеснув в свою кружку вина, поставил её перед трактирщиком. Тот залпом выпил, вытер тонкую струйку в уголке пухлых губ, благодарно кивнул, и продолжил:

— Ну и сошлись в последней битве на болотах Сьенда армия короля с союзниками и вассалами и орда орков, ведомая Колдуном из Рощи. Люди потерпели страшное поражение, Дагобер был убит, из его союзников в живых остался только Намюр. Герцогу удалось вывести из сражения едва ли десятую часть воинов, пришедших с королем. Но и колдовскому воинству пришлось несладко — из трясин Сьенда выбрались немногие. Колдуну тогда противостояли святые подвижники, собранные из шестнадцати монастырей. Неизвестно, удалось ли им убить мерзавца, потому что никто из них не вернулся, а только в роще с тех пор было тихо. Орки, подсчитав потери, откочевали в степи и никогда больше не претендовали на свои прежние земли.

Несколько раз монахи пытались разорить капище, но всегда наутро оно появлялось вновь, даже если камни успевали отвезти за десяток лье.

А сейчас, если вы видели новое жертвоприношение, то… Даже не знаю, что мне теперь делать!

— Боишься? — Хищно раздувая крылья носа, спросил Бродерик.

— Вот вы ругаетесь, Ваша Светлость, а папаша мой всегда говорил, что лучше от язычников держаться подальше. Ведь его старший братец Жан так и сгинул, отправившись освобождать от них Святой Храм. Теперь, наверное, придется мне «Свинью» закрывать и искать место поспокойнее. А я ведь уже привык к этому перекрестку. Жену себе сосватал недадеко с приданым хорошим. Пойду я, с вашего позволения, благородные господа, — задумчивый Ян встал, и, забыв про табурет, поковылял к двери. На полпути остановился, оглянулся, шмыгнул носом и добавил: — Кушайте, господа, кушайте.