Замена

— Очень дорого мне обходится инициатива Редзела. Нет, эта старая ведьма ничего не знает. Она даже не говорит на человеческом языке. Курлык-курлык — ничего не разберешь. Этот засранец — мой племянник — купил ее на рынке в Бангалоре вместе с двумя мальчишками. И уже семь лет выдает ее за настрадавшуюся вдову. Маленькое дело маленького Езефа. Разве плохо, что так он учит дураков? По-моему, не слишком высокая цена за мудрость и осмотрительность. И все равно, господа, пять сотен монет золотом — это очень много, — попытался отыграть назад меняла. — После того разорения, что мне учинил Гровель? Боюсь, мне будет проще закрыть мое дело. Возьмете вексель? Или, может быть, оформим это как ваш вклад на сохранение капитала?

— Понимаете, любезный, — Бродерик поднялся и подошел к окну. — Мы с моим сыном, маркграфом Стеруанским, — он кивнул на Хорста, — на днях отбываем из столицы. И вернемся очень нескоро. Кому как не вам знать, насколько необходимы средства в далеком путешествии? Наличные. Только наличные, уважаемый Езеф.

— Э-э-эх… — вздох Езефа был столь тяжел, что на миг показалось, что именно он один из тех слонов, на спинах которых держится земля. — Мне нужно три дня, чтобы собрать эти деньги.

— Через три дня мы заедем, — поднимаясь, сказал Хорст. — До свидания, любезный Езеф.

Маршал не стал прощаться, и скрывать злорадную усмешку не счел нужным.

Никуда теперь уже не сворачивая, Бродерик и его свита проследовали к городской резиденции герцога Лана, где и остановился на ближайшие несколько дней.

Спустя пару часов в ворота резиденции вошла ведомая рыжим Хавьером уже знакомая нам четверка носильщиков, груженая закрытым паланкином с Гровелем внутри, тоскующим по дочери коннетабля.

Глава 19 Бродерик, Хорст и Гровель. Планы на будущее. И немножко воспоминаний

В главной зале дворца Ланов в дрожащем пламени свечей на столе едва были видны напряженные лица участников вечернего разговора.

— Но как же так, — ныл Гровель, — вы же обещали мне, что она будет моею! Разве можно так? Хорст! Разве можно? Я же люблю её! Я помру от тоски, зная, что ты! Ты! Тот, кому я доверился! Сжимает её в своих объятьях! Маршал, зачем вы так поступаете со мной? Чем я виноват перед вами? А, может быть, ещё не поздно вернуть всё назад? Сколько надо заплатить, скажите! Я всё сделаю, я всё отдам, я…

— Уймись, дурак! Зачем ты будешь ей нужен, когда всё отдашь? — Насмешливо спросил Бродерик. — Никогда ещё не видел женщин, которым были бы нужны нищие.

— Я не знаю, не знаю, что мне делать! Скажи, Хорст, ради всего святого, скажи! — Гровель упал на колени перед сидящим на скамье Хорстом. И вдруг, стремительно распрямившись, кинулся на обидчика, занося вверх руку с зажатым в ней ножом. — Я убью тебя! Я-а-а-а….

Не ожидавший такого Хорст успел только упасть со скамьи на спину, и купец, заходясь в радостном крике, пролетел над ним и неуклюже шлепнулся на крепкий деревянный пол, потеряв при падении своё оружие. Над местом приземления поднялась небольшая тучка пыли, на время скрывшая собой барахтанье неудачливого убийцы.

— Надо же! — Потирая ушибленный локоть, Хорст поднялся на ноги. — Какие страсти! Впрочем, неудивительно. Он же самый молодой из нас.

Из-под кучи пыльного тряпья, в которую превратился наряд Гровеля, послышались жалобные всхлипы.

— И это человек, не побоявшийся обмануть три дома самых отпетых ростовщиков! Это человек, при одном упоминании имени которого у любого менялы начинается медвежья болезнь, а половина купечества завидует ему самой черной завистью! — Бормотал Бродерик. — Подумать только!

— Любовь делает человека слепым и глупым, — Хорст уже стоял над купцом и примеривался, как ловчее поставить его на ноги. — Помню, лет шестьдесят… нет, семьдесят тому назад я тоже влюбился. Безоглядно, восторженно, словом, как дурак. Ух, и попила же она моей кровушки.

— Кто? — Сквозь рыдания спросил Гровель.

— Возлюбленная моя, — терпеливо пояснил Хорст. — Так, знаешь ли изощренно, что никаким вампирам с вурдалаками такого искусства не достичь никогда! Это умеют делать только женщины! Тоже была первая красавица в королевстве. Такая красивая, что вечно можно было смотреть на неё и не отрываться — как на пламень, как на текущую воду. Десять лет жили с ней душа в душу. Сказать правду, я такой стал дурной от той любви. Только в ней и видел свою жизнь. Ей плохо — мне ещё хуже, ей хорошо и я свечусь, как доспех новенький. Всё, всё, что было в моей жизни прежде — всё растворилось в этой любви. День проходил за днем, год за годом, а я любил, и казалось мне, что будет так вечно. Мне стало не до службы, ведь служба отрывала меня от моей любимой, я удалился от двора и день за днем проводил в своем доме, любуясь ею. Я тонул в ней, в её глазах, в её смехе, в её любви. Тонул, как в болотной трясине, тонул с радостной песней в сердце, с улыбкой на устах. Вот такая была любовь. До неба, не меньше!

— А что потом? — Гровель без посторонней помощи уселся на пол у ног задумчивого Хорста.