Замена

Потом они долго целовались, а потом – Карл отстранился и придержал ее руки.

– Мне не нужно ничего большего.

– От меня?

– От кого угодно. Совсем, – добавил он серьезно. – Стеф…

Шум школы исчез за гулом крови в голове. Стеф бросилась к лестнице, почему-то думая о блокноте, в который записала вопросы – вопросы Карла к огромному миру за пределами европейской окраины.

«Сожгу к чертям».

* * *

– Вам повезло, юная мисс, что вы успели попасть в программу, – сказал чужак в сером. – Из-за Варнского кризиса мы сворачиваем программы в регионе. Временная мера, мисс Клочек, но…

– Но временные меры самые долговечные, сэр.

– Именно, – улыбнулся чужак.

Зал ожидания в Северном терминале Гэтвика казался Стефани дворцом из трубок и стекла. Но ее собеседник – мистер Квинс, младший менеджер Восточно-европейской филии «Соул» – пил кофе так буднично, будто сидел в маленькой конторке муниципалитета Градеца. Он был сер, корректен и… Сер. Протягивал ли билеты, пил ли кофе, просил прощения, отлучаясь – мистер Квинс оставался мистером Квинсом.

«Целое Восточно-европейское отделение состоит из таких мистеров», – думала Стефани, глядя, как он допил кофе. Салфетка мистеру Квинсу, разумеется, не понадобилась.

– Скажите, вы можете ответить на несколько важных вопросов?

Мистер Квинс улыбнулся – будто что-то раздвинуло уголки его губ.

– С таких слов начинаются опасные расспросы, юная мисс.

– Что такое Хроноблема?

Мистер Квинс сложил руки на груди так, что кисти скользнули в подмышки.

– А это, мисс Клочек, скорее, вы лучше меня знаете.

– Вот как?

– Да. Мы называем ее «Черноморской Осцилляцией» Мы ее изучаем. Мы – и выпускники нашего лицея. Но…

И тут грянул гонг, и величавый голос начал объявлять посадку.

– Нам пора.

– Мистер Квинс!

Он подхватил свой кейс и встал, протягивая руку. Невидимая пружина все еще растягивала его жабьи губы.

– Поверьте, юная мисс Клочек. Последний ваш одноклассник знает об Осцилляции больше меня. Хотите послушать о Лондоне?

Стефани прикусила губу и подала руку мистеру Квинсу.

* * *

«Я кормилица. Мама так и написала: они получают за меня талоны. Просто за то, что я учусь здесь».

«Сегодня ночью я проснулась, потому что во сне кричал Воццек. Почему ты не пишешь мне о нем?»

«Я не верю в заговор, Карл. Не верю. Но я очень скучаю. Помнишь окурок? Бундесы еще курят такие сигареты?»

«Ты читал Гессе, Карл? Я еще не прочитала, а у нас скоро контрольная. Я думаю, ты мог бы рассказать мне об этой книге. Мы бы сидели на чердаке школы, а в окно туда-сюда шныряли бы канючата. Знаешь, на биологии нам показывали канюков – какие-то мелкие они».

«Мам, мне кажется, что Градеца больше нет. Мне снилось, как над городом пошел дождь из талонов, как все хватали их и бежали к пану Войтенко, на угол Пратской и Маленкевичей. Бежали, оступались, и упавших засыпал дождь штампованных карточек. Их топтали, но картон быстро впитывал кровь. А потом не осталось ничего. Я парила над городом и кричала».

«Мама, Карл. Кто-нибудь!»

7: Не кончается пытка

Передо мной из мглы сгущался коридор, поблескивал из-за очков взгляд Мэри, а мне хотелось под душ.

Головная боль мстительно молчала. Боль была непозволительной роскошью.

Я безнаказанно искупалась в чужой тоске, безнаказанно прошлась чужими коридорами. Я читала поддельные письма, искренне им радовалась. Потом снова была комната – и еще одни коридоры еще одного здания. Я целовалась в туалете. По-моему, в первый раз в жизни, и это было так отвратительно: скользкий чужой язык, щекотное тепло от объятий, разочарование, когда предвкушаемое наслаждение расплющилось между моими и его губами.

Как же мне плохо. Мне – Славе, Стеф. Соне.

– Соня? Ты в порядке?

Я – Соня, Соня Витглиц. Я – это я, и никто больше.

Кивок. Кивок легкой и приятно пустой головы.

Эпплвилль всплеснула руками, да так и оставила ладони сложенными перед грудью. Даже облизнулась, кажется.

– Ну что там, Соня?

– Пусто. Девочки просто устали.

– Никакой синевы?

Она разочарована. Заинтригована, возбуждена и разочарована.

Это краткое описание обычного настроения Мэри Эпплвилль.