Мне хотелось спать, меня мутило от нового сочетания препаратов.
– Можно?
Я повернула голову, глядя, как рядом садится Кристиан. Светло-серый свитер, светлые брюки. Желтое стекло очков, насмешливый взгляд.
Набор пятен.
– Сколько здесь Ангелов? – спросил он.
Тишина, перерастающая в тонкий звон. Ровные тихие басы – тихие специально для меня – таяли в беззвучии. Свет жался к окнам, к лампам, свет рывками покидал помещение, будто отдергивая руки от чего-то холодного и склизкого.
Он раскачивал их – всех сразу. Волна одури была тяжелой, ее рыбий привкус терзал безотчетным страхом, но я успела:
И меня много.
Рассыпавшись, я погрузилась в себя – в память, в далекие дни, в редкие секунды радости. Когда мой микрокосм попал под удар, его встретили уже десятки «я». Вокруг цвел чужой сад, и я – все я – сидела на лужайке, ожидая дрожи и холода, но все закончилось так же быстро, как и началось. Кристиан приложил указательный палец к ноздрям, посмотрел на пятна крови, расплывшиеся по фалангам.
– Ни одного, – сказал он, потянув носом. – Странно.
Репетиция приостановилась, вскрикнула Элли, а Сирил, вздрогнув, отнял руку: он слишком сильно сжал грудь своей партнерши. Своей ведьмы. В глазах детей таяла муть страха и слабости. Я смотрела на них и закрывалась от дурмана их боли.
Чужой боли.
– Ты же помнишь, – легко сказал Келсо и улыбнулся. – Все ради боли.
– Простите… У вас кровь течет.
Я подняла взгляд. Около нас, протягивая платок Кристиану, остановилась Элли – еще бледная, с заполошным пульсом, который мне видно даже с метрового расстояния.
– Правда? – он улыбнулся еще шире, принимая до скрежета белую ткань. – Спасибо. С таким подарком не жаль умирать.
– Вы умираете? – серьезно спросила Элли.
– Я? Да, – ответил Келсо. – Как раз об этом я разговаривал с вашей мисс Витглиц.
– Вы похожи, – вдруг сказала ученица, переводя взгляд с него на меня. – Вы…
– О, это грустная история, – отмахнулся Кристиан. – Она тоже умирает.
У нее карие глаза с едва заметной зеленой крапинкой. У нее короткое каре. И она не Ангел – во всех смыслах. Я встала.
– Элли, вернитесь на сцену, пожалуйста.
– И подсаживайтесь ко мне вечером в столовой, – добавил Кристиан. – Вам ведь нравится слушать о смерти?
Он оглушил всех, на него подадут рапорт – кто-нибудь из кураторов-медиумов – но он при мне взял всех. Я прикрыла глаза, глядя вслед уходящей Элли. Снова была прихожая, тяжелые толчки и вспышки тьмы надо мной.
Я снова чувствовала себя раздавленной.
– Будешь защищать свою игрушку?
Его голос. Воспоминание из госпиталя «Нойзильбер», те же слова – один в один, – те же мысли.
– Боль должна быть избавлением.
Вокруг снова был зал, и Элли уже странно глядела на меня со сцены.
Кристиан сидел рядом, светски улыбался уголками рта. Он словно бы говорил:
– Президент, – позвала я. Голос хрустнул в тишине актового зала.
– Да, учитель Витглиц, – отозвался Андрей где-то позади.
Я не стала искать его взглядом.
– Заканчивайте без меня. Всего доброго.
– Твоя трость, Соня, – подсказал Кристиан.
Зал оживал, и голос Келсо почти растворялся в нем – звучал только для меня.
– Они и правда так похожи, – услышала я, закрывая за собой дверь.