Замена

Свет – тьма. Свет – тьма. Мне казалось, что я готова ко всему: я с детства слышала только сроки – год, три года, потом как-то было даже четыре месяца. Сначала я не понимала, о чем они все говорят, потом – понимала. В сущности, разницы не было никакой – до сегодня. До Мовчан, напившейся настолько, что она не смогла сделать укол. До мечты – симеотониновый рай на всю оставшуюся жизнь.

И я даже не спросила, сколько ее осталось – жизни.

Я шла по помещениям службы безопасности не потому, что Карин Яничек убили, – вот что было противно. Я шла, чтобы убить свой страх.

– Садитесь, Витглиц.

Старк смотрелся нелепо в кресле начальника СБ – в садовничьем комбинезоне. На ухе инспектора все еще висела гроздь устройства связи.

– Спасибо.

Кресло посетителя было обычным: никаких неудобств – но их додумывало воображение. Как и боль в груди. В полной тишине кабинета я, казалось, ослепла. Все краски сгладились, все переходили друг в друга без резких граней. Кажется, за спиной у Старка стоял стеллаж во всю стену. Или просто много полок.

Мерцал компьютер на столе, но я не слышала даже искристого шепота кулеров.

– Дежурный доложил о цели вашего прихода, – сказал глава СБ, и я сощурилась от воображаемой вспышки его голоса. – Могу я узнать цель вашей цели?

– Карин убили, – сказала я. – Она не была Ангелом.

Старк кивнул и сложил руки перед собой – как ученик на парте.

– Это я уже слышал. Однако она была опознана как Ангел.

– Кем?

– Это профессиональная гордость?

Я промолчала. Я не понимала его вопроса.

Резидент концерна подобрал флэшку, посмотрел на меня сквозь ее прозрачный корпус. Его локти по-прежнему впивались в стол.

– Витглиц, будем откровенны. Я понимаю, что задет ваш профессионализм. Ваша честь, в конце концов. Вы ведь изучали ее два с половиной года, так?

«Я ее учила», – подумала я, но снова промолчала.

– Так, – подтвердил Старк. – Даже хуже: в туалете вы провели с Яничек сорок три с лишним минуты наедине и ни в чем ее не заподозрили…

– Я определила ее как медиума, – вмешалась я. Мне не нравилось, как горели мои щеки. Мне не нравилось, что я оправдываюсь.

– Будем откровенны, это все равно что ничего, – Старк показал мне раскрытые ладони.

«Куда он дел флэшку?»

– Кто определил ее статус?

– Статус Ангела? А какое это имеет значение?

– Этот человек ошибся.

Я подумала о Кристиане, о его хищной улыбке, когда он разрывал Карин на части, и добавила: «Или сознательно солгал».

– Нет, – ответил Старк.

– Вы не можете знать наверняка.

Он улыбнулся:

– Я сижу в этом кабинете потому, что это моя работа – знать наверняка.

Становилось все хуже: Старк паясничал и выводил меня – над пустой могилой Карин. Я поднесла руку к горлу и принялась считать: «Раз – Ангел Тысячи фонарей. Два – Ангел, бывший Юми Мичиро. Три – Ангел, бывший Куртом Мак-Венделлом. Четыре – Ангел, бывший Мартой Ковалевской…» На четырнадцати мне стало легче.

– Мистер Старк, кто. Определил. Карин. Как Ангела?

– Вы злитесь, и именно поэтому вы ничего не узнаете, – ответил он. Инспектор пропустил лишние паузы, пропустил немой обмен взглядами. Ему все было безразлично.

Казалось, мы разговариваем в сетевом чате.

– Вы умираете, Витглиц. Вы ищете, на ком сорваться, – вдруг сказал Старк. – Мне страшно даже сидеть в одном помещении с вами, но… Мне вас жалко, Витглиц.

«Страшно? Жалко?» Я сглотнула.

Старк открыл тумбу стола и достал оттуда бутылку, потом – два больших стакана. Я не видела цвет жидкости. «Толстое дно, низкие края – для виски», – вертелось в голове. Все пьют виски, теперь и мне нальют.

– Настя уверяла, что вы не боитесь смерти, – сказал инспектор, наливая напиток. – Что вам все равно. Я тоже знаю, что вы солдат… Нет, не поправляйте меня! Вы солдат, да, но, будем откровенны, вы боитесь.

Он говорил обо мне с Анастасией Мовчан, я не собиралась его поправлять, я не знала, что я чувствую, и только снова был неправильный запах спирта. Не больничный – не запах из детства, не запах боли.

Запах взрослой пьяной жизни.

– Пейте, – сказал Старк, подвигая мне стакан. – Да пейте же!

Он почти кричал на меня с горькой улыбкой. И я взяла стакан.

– Опухоль, – сказал Матиас Старк, поднимая свой стакан. В свете экрана жидкость казалась зеленой. – Химиотерапия. Опыты.

Он вбивал в меня гвозди – не в крышку гроба – в меня.

– Снова опыты. И, будто этого мало, – Кристиан Келсо… Да выпейте вы!

Я вздрогнула и проглотила виски. Меня затошнило – от огня в горле, от болезненного взгляда небритого садовника.

– Вам разрешили стать учительницей – как вы и хотели, но только для того, чтобы вы убивали…

Старк покачал головой. Я слушала свой некролог – неофициальную его версию, и мне вдруг захотелось заплакать.