Заменить тобой весь мир

– Сделаешь мне одолжение? Никогда ни о чем не думай слишком усердно. А то меня точно удар хватит.

Клаудиа скрестила руки на пышной груди, обтянутой атласом. Сглотнув, Лукас поспешно отвел взгляд. Еще три минуты – и они окажутся дома. Сможет же он потерпеть три минуты?

– Вы там уже все обговорили, решили мою судьбу, а потом просто стояли и слушали, как я все это говорю!

Она смутилась?

– Позволь заметить, я не получил от этого ни малейшего удовольствия. – И если бы ее слова не пригвоздили его к месту, он объявил бы о своем присутствии гораздо раньше.

– И что дальше? На улице все еще бродят изголодавшиеся по сенсациям журналисты?

– Да плевать мне на всех папарацци! Да и на чужое мнение тоже. А вообще, тебе бы пора уже привыкать к повышенному вниманию. Представь, что будет, когда объявят о нашей помолвке!

Клаудиа судорожно стиснула горло.

– Помолвке? Да что вы там решили?

Он всего лишь отвоевал ей свободу, но сперва нужно как следует ее проучить.

– Разве я не говорил, что сам устанавливаю правила? И твоя судьба решилась задолго до этого вечера.

– И как это прикажешь понимать?

Машина как раз остановилась, и уже через двадцать секунд они стояли посреди его гостиной. Посреди их гостиной. В их общем доме.

– Все мои вещи остались во дворце.

– Завтра их привезут, ты же останешься со мной. Навсегда.

– Может, уже хватит? Я ни на что не соглашалась и отказываюсь тебя подставлять!

Резко сдернув рубашку, он небрежно бросил ее на пол и махнул на платье Клаудии:

– Снимай.

Она закусила губу:

– Платье? Зачем?

– Потому что на нем полно его отпечатков пальцев. И потому что я только что провел худшие сорок минут своей взрослой жизни и отчаянно в тебе нуждаюсь.

– Понятно.

Ухватившись за застежку, она невыносимо медленно тянула молнию вниз.

– Madre de Dios…

– Узнаешь? – Корсет, чулки, каблуки…

– Бельевой бутик. В городе.

– Что ж, похоже, мне наконец-то удалось полностью завладеть твоим вниманием?

– Удалось.

Обняв желанную женщину, он зарылся лицом ей в шею, вдыхая сладкий аромат и жадно лаская ее губами.

Клаудиа тихо застонала.

– Агония, – выдохнула она сквозь приоткрытые губы. – Хоть это у нас хорошо получается.

– Перестань. Ты снова думаешь.

– Не могу иначе.

– Я знаю. – Не в силах остановиться, он продолжал ее целовать. – Твой мозг – это одно из первых, на что я обратил внимание. Стоило мне только на тебя взглянуть, и меня словно с размаху о стену ударили. А каждое прикосновение и слово были словно удар молнии. Каждый взгляд, словно пропущенная пуля, а когда ты все это сказала… – Он слегка отстранился. – Какая же ты все-таки храбрая. И сильная. Я никогда так тобой не гордился и не любил, как сегодня.

– Неужели?

– Клаудиа, взяв тебя, я сделал свой выбор. Я выбрал тебя. Не долг, не Арунтию, а именно тебя. Стоило мне лишь вдохнуть твой аромат – и я все бросил. Ты для меня важнее всего.

– Ты уволился?

– Да. Утром. Я бы уже давно это сделал, но не мог от тебя оторваться. Сегодня я выполнил свой последний долг.

– Но ты же сам говорил, что между нами невозможно ничто большее. Я думала, что ты никогда не сумеешь передо мной открыться.

– Мне потребовалось время, чтобы осознать, как много ты для меня значишь. Я всю жизнь лелеял чувство вины и считал, что не заслуживаю ничего хорошего. А потом ты сказала, что гордишься тем человеком, которым я стал. И раз так считаешь ты, кто я такой, чтобы спорить?

– Вина? Да я готова была умереть, когда поняла, чего тебе стоила наша связь. Неужели тебе даже на секунду не приходило в голову, что это я тебя не заслуживаю?

– Нет. И больше не смей говорить такие глупости.

– Хорошо.

– Ты просто не представляешь, как я боялся, что не сумею тебя защитить. А потом понял, что никогда и никому не смогу тебя доверить. Только я за тебя в ответе.

– Только ты. – Она нежно погладила его по щеке.

– Но пока не услышал твои слова, я все равно из последних сил сдерживался, не находя в себе храбрости открыто тебя любить. А ты бросила ради меня все: работу, свободу… И мне стало за себя стыдно.

– Для тебя я на все готова. Я так тебя люблю.

Закрыв глаза, он почувствовал, как ее губы накрывают его собственные.

Она это сказала.

По-настоящему.

И теперь навеки принадлежит ему – и только ему.