Заметь меня в толпе (СИ)

— Да они полтонны наркоты хотят ввести, понимаешь?

— И че?! Мне насрать, если завтра какой-нибудь Гонза двинет кони от передоза. Это личный выбор каждого. Если сдох от дури, значит, сам так хотел. Ты все дело похеришь!

— Какое дело, Шон? Эксперименты ваши?

— Да, эксперименты!

— И ты себя возомнил вершиной эволюции?

— А почему нет? Почему я не должен считать себя выше этих конченных доходяг, бомжей, шлюх и торчков, которые и так сдохли бы в подворотне. Пусть хоть что-то полезное в жизни сделают.

— А как же дети?

— Какие дети? — Шоно сощурился.

— Дети... обычные, здоровые, детдомовские, как ты и я.

— Да че ты гонишь, я не догоняю? — Шоно отбросил сигарету, так и не прикурив.

— Я о том, что следующий эксперимент будет на детях. ВВ понял, что с взрослыми биться поздно. Сам говорил, твоя инициация случилась в четыре. А я даже не помню, как стал вампиром. Разве не логично?

— Нихера не логично!

— А то, что Надя нашла в кабинете ВВ пачку документов на усыновление детей около четырех лет — это логично?

Шоно промолчал. Достал новую сигарету, покончил с ней в три затяжки и обратился ко мне.

— Ты сейчас мне мозги не паришь?

— Нет.

— А я все смотрю, че Влад такой дерганных ходит. Он вообще по жизни дерганный, но тут прямо через край.

Шоно сел рядом. Потёр переносицу, достал еще одну сигарету.

— Я не могу сейчас подставляться, — сказал он.

— Знаю. Но все получится.

— Ну, и какой план?

…..

Не успел выйти из лифта, мимо промчалась пара медсестер. Холодной волной накатила тревога. Я бросился за ними. В конце коридора послышались крики. Я узнал Настин голос. Она спорила с медсестрами. От волнения не разобрал ни слова. Я не стал разбираться. Сразу бросился к палате, рывком распахнул дверь.

На полу повсюду разбросаны листы чистой бумаги, ручки и карандаши. Надя полулежала в кровати и все с тем же выражением пуленепробиваемой безучастности смотрела в окно. Она не взглянула на меня, но я и не ждал. Кажется, ничего не изменилось.

Я облегченно выдохнул. Вернулся в коридор.

На полу, вжавшись в стену, сидела Настя. Кисти ее рук мелко дрожали. Заметив это, она зажала их коленями. Одна из медсестер протягивала Насте бумажный стаканчик, но та смотрела в сторону.

Я забрал воду и попросил оставить нас.

— Возьмите, выпейте, — я попытался вложить стаканчик Насте в руки, но она отпихнула меня.

— Или что? Ты меня тоже заставишь?

— Да, — бросил я невозмутимо. — Вам нужно успокоиться. Иначе запретят видеться с дочерью.

— Это не моя дочь, — губы Насти задрожали.

— Выпейте, говорю!

Настя все же послушалась. Взяла воду и сделала маленький глоток, нервно покрутила стаканчик в руках, а потом осушила весь залпом.

Я заставил ее подняться и усадил на диван возле палаты.

— Теперь расскажите, что произошло?

— Мне кажется, я схожу с ума, — прошептала Настя.

— Послушайте, у меня на это нет времени. Просто расскажите, что произошло.

— Я принесла ей бумагу и любимые гелевые ручки.

— Ну?! — я еле сдерживался.

— В прошлый раз, первым, что она попросила, были принадлежности для рисования. Она и сидеть-то толком не могла, и руки ее не слушались, а все равно пыталась. Она не может не рисовать...

Я кивнул. И сам воспользовался этой ее слабостью. Так и ношу теперь за пазухой Надин рисунок, как реликвию.

— Я принесла, а она даже внимания не обратила. Оттолкнула и цыкнула на меня... — Настя силилась произнести что-то еще, но никак не могла подобрать слова. Только, как рыба, беззвучно разевала рот. — Тимофей, я любила своего брата, — выдавила она, — но он был очень сложный человек, самовлюбленный, эгоистичный, заносчивый. Надя в какой-то степени повторила его...

Она и вправду не в себе!

— Послушайте, — перебил я, — мне придется уехать, возможно, на несколько дней. Я должен быть уверен, что вы присмотрите за Надей. Точно справитесь?

Настя вдруг вцепилась мне в руку и прошептала:

— Я хочу, чтобы ты вернул зеркало!

— Настя, возьмите себя в руки, — я передал ей немного энергии, чтобы успокоить. — Вы нужны ей, вы самый близкий человек, — как ни обидно было осознавать, но моя девочка теперь реагировала только на мать, всех остальных просто не замечала.

— Тимофей, ты не подумай, я очень хорошо к тебе отношусь, — Настя затрясла мою руку

Вот это новость...

— Я в полном порядке, — проговорила она. — Лишь прошу вернуть то самое стекло, в которое Надя ушла в последний раз. Оно ведь уцелело, правда?

— Настя... — я совсем растерялся.

— Тимофей... — она умоляла взглядом.

— Зеркало здесь, в больнице. Кому оно теперь нужно?

— Ох, — выдохнула Настя, прижав ладони ко рту. — Ты покажешь?

— Ну, хорошо.

…...

Домой я вернулся уже к ночи. Весь вечер пришлось торчать в клубе и слушать пьяный бред какой-то датчанки. Силы пополнил, но радости это не принесло.

Если бы не срочная поездка… То что?

Плюс-минус одна жертва разве что-то изменит? Для меня нет, а для Нади?.. А Надя ничего не чувствует.

У Шоно все просто: «не можешь изменить, не парься, получай удовольствие».