Заметь меня в толпе (СИ)

«Эй, ну ты не расстраивайся. Я не виноват, что ты в меня...»

Это же мой голос!

— Надя! Ты где?! Надя!

Голоса зажужжали с удвоенной силой.

«Вы с ней построже. А то тихая, тихая, а как выкинет дикость.»

«Все рисуешь! Да лучше бы посуду за собой помыла. Вон Гуля и обед родителям приготовит, и полы вымоет.»

«Да наркоманка она, вот и пасут.»

«Сказала же, не приходи больше! Раньше надо было звать! У меня муж есть и ребенок… от мужа.»

Откуда все это? Что за место такое?

Растопырив руки, я медленно продвигался во мраке. Между пальцев застревали тонкие нити. Паутина?

«Ты мне не очень нравишься...» — услышал я опять свой голос и вздрогнул.

— Надя! — заорал я. — Где ты?!

— Прости меня! — сказала Надя совсем близко.

— Надя?

— Слышишь, прости!

— Да в чем ты виновата? Где ты?

— Я разрешила тебе пожертвовать собой, а сама струсила.

— Я бы никогда тебе не позволил! Даже не думай. Никогда! Где ты? Иди на мой голос! Иди сюда!

— Три года пыталась убежать от себя. Я так ненавидела себя, что недостаточно любила, за страх, за малодушие, за бессилие и покорность… Я мечтала выкорчевать все это из себя! Отстраниться от того, что сделала. Очиститься. Стать другим человеком. Раздвоиться!

— Раздвоиться?

— Да! Чтобы все, что ненавижу в себе, осталось в другом человеке. Чтобы все плохое случилось не со мной.

— И у тебя получилось.

Я сделал еще несколько шагов.

— Не молчи! — позвал я.

— Я хотела все исправить. Хотела помочь, чтобы ты был свободен и сам решал.

— Так и было. Ты не в ответе за мои ошибки.

— Нет.

— Да! И хватит. Все мои решения были осознанными, обдуманными. Я делал, что хотел.

— Ты не хотел…

«Я стал таким назло тебе, понимаешь? Я от тебя в бешенстве!» — выкрикнул мой голос из темноты.

И надо же было ляпнуть такое!

— Надя, я злился… На себя злился. Я просто слишком... сильно скучал.

Я шарил руками в темноте.

— Где ты? Нельзя здесь оставаться. Тебе нужно выйти из этой… пещеры ужасов и найти свою вторую половину. Ты сама себя держишь в этом жутком месте! Послушай, нельзя вычеркнуть прошлое. Оно часть тебя. Ты та, кто есть именно благодаря прошлому.

— Ненавижу себя!

— Зато я тебя люблю! И ты мне нужна со всеми ошибками, с прошлыми и будущими!

— Зачем возвращаться?

«...вы несовместимы... его не переделаешь...»

А это кто?!

«Ты полюбишь еще...»

«Невозможно прощать каждый день. Такой любви не бывает.»

Я сжал кулаки.

— Мы не сможем быть вместе, — услышал я Надин голос.

— Сможем!

Я сейчас кого обманываю? Ее или себя?

— И сколько это продлится?

— Каждая минута с тобой — целая жизнь!

Я вдруг закашлялся. Перехватило дыхание.

— Прости за этот пафос, я всегда был… — дышать становилось все труднее и труднее. — Послушай, твое стартовое зеркало в подсобке в больнице. Найди себя и возвращайся. Приезжай…

В темноте кто-то схватил меня за руку и я...

Способ исполнения аккордов, при котором звуки следуют один за другим.

Ч2, Глава 11

Страх и боль — то, что доктор Шоно прописал.

Неожиданно оказываешься на карачках в толпе. Со всех сторон толкают, остервенело орут прямо в уши, топчут ноги, руки, лезут на голову толстые, вонючие склизкие жабы. Вдруг понимаешь, и сам ты — жаба... толстая, склизкая и вонючая. Ты тоже вопишь и, как все, бросаешься на гладкие стенки пластикового резервуара, но сверху натянута сетка и старания напрасны. Ты падаешь назад в толпу, но с тупым упорством опять бросаешься вверх, бьешься о край резервуара, и летишь вниз. Нога застревает во рту у мерзкой твари под тобой. Огромная жаба сжимает челюсти, острые игольчатые зубы протыкают кожу, яд разъедает вспоротую плоть, ты вопишь и дёргаешься. Рывок, еще рывок... Нога в ошметках мяса и обрывках кожи деревенеет. Вдруг сетка сдвигается. В резервуар лезет огромная резиновая рука, и ты оказываешься пленником за толстыми латексными прутьями. А потом... потом тебе запихивают в рот лезвие ножниц и...

— Я велел уезжать, а ты обдолбаться! — рука Шоно зажимала мне рот. Его колено шилом давило в солнечное сплетение. — Логика — не про тебя, да? Ты подставляешь меня, кретин! Раз за разом подставляешь!

Я попытался высвободиться.

— Лежи, сука, и слушай! Поедешь со мной к ВВ, расскажешь свою историю, как погиб Семен и вернешь кодекс.

Что?!

Я опять дернулся, но он держал крепко. Тряхнул так, что в глазах потемнело.

— Не вернул?.. — промычал я.

— Скажи спасибо! Иначе — ты давно труп. ВВ должен поверить тебе, а не какому-то голландскому педику. Уж расстарайся!

Шоно надавил крепче, стало нечем дышать.

— Если хоть слово, хоть слово обо мне пропердишь, урою, сука!

Азиат вытащил из моего кармана сотовый. Защелкали кнопки. Телефон полетел назад.

— Другого барыгу найди, идиот! Эта крыса о каждой твоей ходке ВВ стучит.

…...

Шоно толкнул меня в дверь. ВВ сидел за столом прямой, как шпала, с бледным бесстрастным лицом. Кажется, седых волос у него прибавилось.

Шоно прошествовал к столу и положил перед ВВ рюкзак.

— Вот, — сказал он, — при нем была.

ВВ расстегнул рюкзак, и, поморщившись, заглянул внутрь, будто ожидая, что оттуда кто-то выпрыгнет. Он осторожно вынул книгу, осмотрел со всех сторон, полистал.