– Конечно, поиграй, – удивилась мама столь запоздалому проявлению братского чувства у меня.
Все варенье я довез в целости. Первые две баночки я продал быстро. Толстый Мишка, по прозвищу Пузырь, выклянчил у мамаши рубль на экзотическое лакомство, а потом и вторую баночку приобрел уже для всей семьи. Я ликовал. Но потом дело застопорилось. Среди детей клиентов я больше найти не мог. И я совершил ошибку – пошел к соседу, который когда– то и подсказал мне мысль об этой финансовой операции. Сосед варенье купил, попробовал и даже похвалил. Придя домой, я обнаружил, что полбаночки варенья слопал мой племянник. Я не стал подымать шум, тем более, что племянник уже уехал, а продал остатки варенья соседской девчонке Ленке, у которой то и было всего– то пятьдесят копеек. Не смотря на потери ценного продукта, денег на железную дорогу мне должно было хватить. Но тут разразился скандал.
– Какой у вас предприимчивый сын, – желая польстить моей красавице– маме проворковал сосед.
– О чем это вы? – насторожилась мама.
– Ну как же, мы в прошлом году говорили о морошковом варенье, а он запомнил и сварил.
– Что сам сварил?
– Ну да, я у него купил. Отличное получилось вареньице.
– Купили у него за деньги?
– А как же иначе?
От этих слов мама чуть не упала в обморок. В глазах родственников я совершил ужасный поступок. Последняя баночка варенья у меня была конфискована, более того мама нашла у меня рубль и отдала назад соседу. В остальных продажах я не сознался. На мои робкие возражения, что на Привозе продают продукты собственного изготовления, моя умная тетя, брезгливо глядя на меня через очки, сказала:
– Бог знает из чего они там делают свои продукты. И думаю, что государство, в конце концов, эту лавочку прикроет. А ты, делая пищевой продукт нарушил ГОСТ и санитарные правила.
– Какие правила? – не понял странного названия я.
Тетя в ответ лишь презрительно хмыкнула.
– Мог всех отравить, – подвел черту дед.
Его фраза окончательно добила меня. А вдруг я действительно кого– то отравил? Я вышел на улицу. Навстречу мне шла Ленка. В голове у меня вертелась фраза, о том, что я мог всех отравить. Ленка купила у меня варенье и по мнению тети и ее здоровье могло пострадать из– за меня.
– У тебя ничего не болит? – спросил я, глядя на ее разбитую коленку и присматриваясь нет ли у нее других подозрительных симптомов.
– Рука болит.
Может ли болеть рука от некачественного варенья, я не знал, но что– то в ее внешнем виде меня насторожило.
– А ну открой рот! – приказал я.
Весь рот у нее был фиолетовый. От нормальной морошки рот никогда фиолетовым не бывает. Это я знал точно.
"Кажется, при отравлении надо заставить больного выпить слабый раствор марганцовки", – подумал я, но Ленке ничего говорить не стал. Мы пошли к ней домой, и я долго искал там марганцовку. Ленка в это время сидела и смотрела телевизор. Марганцовки нигде не было. Я заглянул в холодильник и увидел там свое варенье.
– Ты варенье, ела? – строго спросил я девчонку.
– Нет, еще не успела.
– А от чего у тебя язык фиолетовый?
– Так это я химический карандаш лизала, когда мы в школу играли.
Я не стал даже прощаться и пулей выскочил во двор. Там гулял Мишка.
– Мишка ты варенье ел? – закричал я через весь двор.
– Съел еще вчера. Обе банки. Спасибо тебе.
Я посмотрел на довольного Мишку и понял, что деньги мне уже не очень нужны и железная дорога, это и в самом деле блажь, а гораздо важнее, когда ты по незнанию никого не отправил на тот свет.
Я настолько был переполнен чувствами, что совершил безумный поступок – подарил Мишке знаменоносца из своей коллекции солдатиков. Подарил совершенно безвозмездно. И прояви Мишка чуть больше интереса к солдатикам, наверное, подарил бы даже и пулеметчика. Хотя нет, пулеметчика я бы Мишке не подарил, так как этот солдатик занимал у меня в коллекции особое положение.
В результате я получил хороший жизненный урок, но, несмотря на все усилия, честного доступа к денежному источнику не получил. Что и толкнуло меня на скользкую дорогу спекуляции, как бы я ее не оправдывал своей тогдашней влюбленностью.
Последний олимпиец
Прощай, моя девочка с озорными глазами. С Севера мы переехали в другой город. Город этот был особый. Помнится только, когда мы на поезде подъезжали к нему отец для разговора позвал меня в тамбур.
– Если будут спрашивать, откуда мы приехали, не говори.
– А кто будет спрашивать?
– Ну… люди всякие, – отец явно темнил.
– Одноклассники?
– Да и одноклассники в том числе.
– Значит, одноклассникам нельзя говорить, где мы жили раньше?
– Не говори.
– Они меня спросят, откуда мы приехали и им надо сказать, что не знаю?
– Нет. Так тоже плохо будет. Ты скажи лучше, что приехали мы издалека с Севера.
– Ага. Я буду говорить, что мы с Севера.
– Только не называй названия никаких городов или поселков. Очень тебя прошу.
Хорошо. А город, куда мы едем старый?
– В общем– то, не новый.
– Это хорошо.
– А почему ты об этом спросил?
– Если город старый, то там точно есть клады.
– Возможно, возможно, кроме всего прочего там есть и клады – пробормотал отец, и мы отправились обратно в купе.